Коллектив авторов - Жил-был один писатель… Воспоминания друзей об Эдуарде Успенском

– Русские ловят купюру в девяти из десяти случаев, финны – максимум три.

Зал мгновенно оживился, зашумел, к сцене выстроилась очередь. И надо сказать, ловили горячие финские зрители не хуже, чем русские. И смеялись тоже.

Эдуард Николаевич не привык проигрывать и никогда не сдавался, какой бы безвыигрышной ни была ситуация. Всегда шёл до конца – в войне с Михалковым и Алексиным, или в борьбе с ВААПом, или в сражениях с «Московским балабольцем» – так он называл газету «Московский комсомолец».

Толя Галилов, знавший Успенского с детства, рассказывал, что в драке Эдик вцеплялся в противника намертво, как бульдог. И оттащить его было невозможно.

В моей жизни он сыграл колоссальную роль, и не только в моей…

Прочитав мои первые стихи, настоял на том, чтобы книгу включили в издательский план.

Узнав, что я пишу только стихи, сказал: «Писателю важно жить литературным трудом. На стихи не проживешь. Пробуй писать прозу, пьесы, сценарии…» Так что моя первая прозаическая книга «Умная собачка Соня» в какой-то степени появилась тоже благодаря Э. Н.

В 1987-м году мне предложили должность в «Крокодиле», в отделе поэзии. В то время получить литературную работу, да ещё в цэковском журнале, было фантастической удачей. Но я сильно сомневался, идти или не идти: при всей манкости этого предложения что-то останавливало. Э. Н. всё расставил по местам: «Если пойдёшь в журнал, тебе некогда будет заниматься своим. Вместо того чтобы писать, будешь читать чужие рукописи… Пиши своё!» И я отказался.

Ну а главным жизненным и литературным уроком, который преподавал Успенский, было бесстрашие: если чувствуешь свою правоту, не отступай, спорь с издателями и редакторами, борись за каждую строчку, за каждое слово…

УМЕР УСПЕНСКИЙ (14 августа 2018)

Умер Успенский. Начал входить в компьютер. И вместо пароля стал набирать: «Умер Успенский»… Комп не открывается. Только потом спохватился, что набираю не то.

Уже в двенадцать ночи позвонил первый журналист. В семь сорок утра – второй. Я не знаю, как это происходит у журналистов и когда они спят. Не успел я проснуться, а второй журналист сообщил, что Московская мэрия уже обсуждает памятник…

Виктор Александрович Чижиков сказал, что Успенскому повезло с памятником. Потому что его будут окружать сказочные персонажи: Чебурашка, Гена, Матроскин, Шапокляк… Скульптору есть что делать!

Умер Успенский, с которым я был знаком 33 года. Но чувства скорби, как обычно бывает в таких случаях, нет. Может быть, потому что я знал о его болезни и давно внутренне был готов. Но не только поэтому. Успенский прожил большую яркую полноценную жизнь: после него остались дети, внуки, книги, фильмы. У него остались ученики и друзья. Читатели и зрители.

Умер Успенский. Большой писатель и великий человек. Он совершил переворот в детской литературе. По масштабу того, что он сделал для детской литературы, я могу сравнить его только с Чуковским и Маршаком. Он ввёл в сказку современность, чего до него не делал никто. Его крокодилы работают в современном зоопарке, а Чебурашка живёт в телефонной будке. Раньше, чтобы попасть в сказку, мальчику или девочке надо было непременно уснуть. Сказочный мир находился где-то в параллельной действительности, в мечте, во сне, в другом времени. Успенский отсёк все эти условности: в его книги вошли живые люди, современники. Где-то на доске почёта висит портрет Геннадия Гладкова. В Простоквашино приезжает поэт Юрий Энтин. Летает на портфеле секретарь Успенского Анатолий Юрьевич Галилов…

Эдуард Успенский – первый большой современный российский сказочник.

Он ввёл в литературный круг большое количество талантливых людей. Не занимая никаких должностей в Союзе писателей, создал семинар молодых писателей. И «пробил» первые книжки: Алеши Дмитриева, Тима Собакина, мои…

Говорят, Сергей Михалков много помогал писателям. Но Михалков был секретарем Союза писателей, Героем Труда. А Успенский, в общественно-политическом понимании, был никем, не имел никаких рычагов воздействия на систему, кроме писательского авторитета и бешеного темперамента. Писать открытые письма в ЦК и генералам КГБ – нужна была фантастическая смелость.

Думаю, Эдуард Николаевич при ином раскладе мог бы стать большим начальником в КГБ, внешней разведке. Мозг его был изобретателен. И для него существовало чёткое понятие: враг. Ему нравилось воевать. Ему это было необходимо. Когда Советская власть закончилась, он оказался боксёром, у которого отобрали грушу. Лет десять ушло на то, чтобы найти новых противников и снова драться. На этот раз – с Российским государством.

У Э. Н. было обострённое чувство социальной справедливости. Почему – одним можно, а другим – нельзя? Почему вы декларируете одно, а делаете другое?

Эдуарда Николаевича боялись: «Скандалист!» Но это были скандалы не личного характера. Не для себя. Или не только для себя. Я не знаю ни одного писателя, который бы столько сделал для других, особенно для молодых.

Успенский, если разбирать его литературными штампами, Хорь, а не Калиныч. Умный, толковый, рациональный – русский мужик. Не жадный, и не щедрый… экономный. Рачительный хозяин. Именно из-за этого и происходили его экономические стычки – со Шварцманом и другими.

В каком-то смысле мы были за Успенским, как за каменной стеной. И тень (или свет) его бешеного темперамента падала на нас, его учеников и друзей. Сколько раз я чувствовал это, когда назревали скандалы с издателями. Как правило из-за нежелания платить гонорар. До суда обычно не доходило. Потому что думали: «Это ученик Успенского. Лучше отдать деньги. Или будет большой скандал…»

Помогал он не только молодым. Помню, однажды позвонил мне Валентин Дмитриевич Берестов и пожаловался, что его обманули с договором и при этом нахамили. Интеллигентный Валентин Дмитриевич, сталкиваясь с хамством, терялся. Я посоветовал: «Позвоните Успенскому».

На следующий день Берестов позвонил мне и звонким, торжествующим голосом почти пропел: «Сработало! Мне позвонили, извинились, просили простить!»

От советского строя Э. Н. досталось иерархическое мышление. Как-то позвонил:

– Андрюха, разведка мне доложила, ты в одной тёплой компании сказал, что ты писатель номер один!

– Эдуард Николаевич, в моём лексиконе нет понятия номер один, номер два. Так что разведка ваша что-то напутала… И рассказал анекдот: Литературный институт призвали на сборы. Старшина выстроил будущих писателей:

– На первый-второй рассчитайсь!

– Первый!

– Первый!

– Первый…

Э. Н. сильно смеялся. В его окружении была принята нумерация. И все друг друга немного ревновали.