Коллектив авторов - Жил-был один писатель… Воспоминания друзей об Эдуарде Успенском

– Давайте мы поменяем! – вызвался Агапов.

Успенский не отказался. И мы, вместо того чтобы разговаривать о литературе, политике и премии Чуковского, по поводу которой, собственно, и приехали, часа полтора меняли «резину» на машине Успенского. А когда закончили, времени на разговоры уже не осталось, и мы, кое-как отмывшись, откланялись. На прощание Успенский вручил нам наши несъеденные пироги. О премии же Чуковского пришлось договаривать по телефону.

Успенский не очень любил и не вполне понимал лирику. Он считал, что главное в произведении для детей – интересный сюжет, созданием которого Эдуард Николаевич владел мастерски. А ещё он сделал удивительный расчёт:

– На каждой странице книги должно быть три гэга. Сделаешь больше, получится перебор, а меньше – будет скучно, дети не станут читать.

Но самая удивительная его формула была такой:

– Нужно придумать бред, попытаться найти в нём внутреннюю логику и на её основе построить сюжет! Так я написал «Меховой интернат».

Способ, безусловно, интересный. Только вот, боюсь, чтобы им воспользоваться, нужно иметь талант Успенского!

В последние годы он, бывало, огорчался, говорил, что не чувствует современных детей. И всё же, как правило, выступления ему удавались. Однажды после поездки в школу он сказал с довольным видом:

– Ты знаешь, а я у них, оказывается, «прикольный писатель»!

Шёл 1974-ый год. Моей дочке Лене было тогда что-то около трёх лет. Я постоянно доставал для неё детские книжки. В основном это были уже известные авторы-классики. И мне казалось, что я знаю всех лучших на тот момент детских писателей и поэтов. Знанием этим я очень гордился. Но Марина Титова, редактор в дошкольной редакции издательства «Детская литература» – я ей принёс в тот день свои стихи для сборника «Между летом и зимой», который она тогда собирала, – вдруг сказала:

– Знаешь, твои стихи мне чем-то напоминают стихи Эдика Успенского. Ты читал его замечательное «Академик Иванов»?

– Нет, – сказал я, – мне вообще такой поэт неизвестен…

– Напрасно, – Марина взглянула на меня с сожалением. – Почитай. Тебе есть чему у него поучиться.

Вот так я познакомился с Эдуардом Успенским, сначала – в разговоре, а спустя несколько дней – с его стихами. Их я нашёл рядом с домом в детской библиотеке на Большой Угрешской улице, и эти отроумные и яркие стихи показали, что Марина была права. И особенно понравился мне этот самый академик Иванов. А потом я купил и прочитал дочке лёгкие и свободные от советских штампов повести Успенского – «Крокодила Гену» и «Вниз по волшебной реке», которые очень ей и мне полюбились.

С самим Эдиком я познакомился лишь года два спустя. Это случилось опять же в дошкольной редакции «Детской литературы», где он оказался в один час со мной. Марина и Карл Арон, редактор, с которым я тогда работал, меня ему представили. Эдик, мельком взглянув на меня, сказал что-то насмешливое, но не обидное и, занятый разговором с Мариной, больше не обращал на меня внимания. Я тоже продолжил беседовать с Карлом, однако время от времени на него посматривал. Всё-таки он был в тот момент самым известным из наших детских писателей. Это я уже понял. О нём говорили. Его книги были на слуху. На меня тогда Эдик произвёл впечатление человека необычайно быстрого в реакциях, даже резковатого. Выражение его лица постоянно менялось от улыбчатого до сосредоточенного. По отдельным репликам, которые до меня доносились, было заметно, что характер у него не простой. И он, в отличие от меня, умеет настаивать на своём.

Во второй раз мы с Эдиком увиделись спустя довольно много времени в ЦДРИ, где был какой-то вечер для детей. Туда пригласили нескольких писателей. Но я запомнил только Эдика и Вадима Левина, чья книга «Глупая лошадь» произвела на меня огромное впечатление. Они выступали живо, ярко, и дети великолепно их принимали. Смех в зале не умолкал. Я тоже старался понравиться. Для меня эта встреча была первой в жизни перед большой аудиторией. Выступать я ещё не умел и читал стихи по бумажке. Но читал с выражением. Так что дети тоже неплохо реагировали. Я ждал, что Эдик и Вадим ко мне после подойдут и что-нибудь скажут о моём выступлении. Да, я этого ждал. Но напрасно. Они были заняты детьми и собой, не обращая на меня внимания. Теперь я думаю, что это правильно. Если бы я сделал что-то не так, они бы точно ко мне подошли.

Спустя много лет, когда мы уже лучше знали друг друга, я пробовал напомнить Вадиму и Эдику об этой встрече. Но ни у того, ни у другого она не осталась в памяти. В дошкольной редакции мы встречались ещё несколько раз, обычно в конце рабочего дня, когда писатели приходили туда на посиделки с чаем, конфетами, тортом и вином. Такие встречи повторялись до того момента в восьмидесятом году, когда после выхода сборника «Оркестр», подготовленного Мариной и составленного Е. О. Путиловой, заведующая дошкольной редакцией Лёля Либет не получила строгий выговор с занесением в личное дело за недопустимо либеральное отношение к авторам и их книгам. А потом в том же восьмидесятом году, когда в издательстве вышло несколько, как там говорили, талантливых книг молодых авторов, разразился ещё больший скандал. Дело было в феврале. Мне позвонила Ира Пивоварова и сказала:

– Витя, мне тут сообщили, что сверху затевают какую-то возню с молодыми авторами. В Госкомиздате проводилось совещание коллегии, где Михалков вас топил, и только Барто выступила в вашу поддержку. Попробуй насчёт этого разузнать что-нибудь у Лёли или Карла. Я поехал в «Детскую литературу». Леокадия Яковлевна была в несколько смятённом состоянии.

– Да, состоялось совещание, – сказала она. – Честно говоря, я удивлена и ничего такого не ожидала. На днях заходил сюда Михалков, просил показать вышедшие в этом году книжки молодых. Я дала несколько. В том числе «Витамин роста» Олега Григорьева и твою «Я видел чудо». Он бегло их проглядел, посмеялся, а потом отметил твоё стихотворение «Коровка». Даже прочитал его вслух. Остальные книжки он поругал, но в меру. Погоди волноваться. Думаю, всё рассосётся.

Но не рассосалось. Как мне потом говорили, Михалков лично затеял эту игру. Ему она была нужна потому, что как раз тогда уехал в Америку Андрон, и Сергей Владимирович на всякий случай перед выборами на пост председателя Союза писателей РСФСР решил подстраховаться. Уже через несколько дней после посещения дошкольной редакции он, при поддержке Тамары Куценко, куратора детской литературы в Госкомиздате РСФСР, устроил на коллегии очередную разборку, на которой осудил всех молодых без разбору, особо выделив четырёх – Олега Григорьева, Виктора Лунина, Володю Лапина и Лену Гулыгу, чьи книжки только-только вышли в свет. (А ведь к стихам Лены тепло относился Корней Иванович Чуковский и даже в одном из изданий «От двух до пяти» поместил её стихотворение «Мимоза», как особо ему приглянувшееся).