Билл Клинтон - Моя жизнь

Находясь в Южной Корее, я посетил наши войска, размещенные вдоль демилитаризованной зоны, которая разделяет Северную и Южную Корею с тех пор, как было подписано соглашение о перемирии, положившее конец корейской войне. Я прошел по Мосту, откуда нет возврата, и остановился примерно в десяти футах от белой полосы, разделяющей две страны, глядя на охранявшего свою сторону молодого северокорейского солдата, показавшегося мне последним одиноким оплотом холодной войны. В Сеуле мы с Хиллари были гостями президента Ким Янг Сэма. Нас разместили в официальной резиденции для гостей, где имелся внутренний бассейн. Когда я пришел, чтобы искупаться, внезапно зазвучала музыка. Я плавал под сопровождение моих любимых мелодий — от Элвиса до джаза, что было прекрасным примером гостеприимства, которым славится Корея. После встречи с президентом и выступления в парламенте я отбыл из Южной Кореи, преисполненный благодарности за наш долговременный союз и полный решимости его сохранить.

Я вернулся в Вашингтон со всеми его проблемами. В третью неделю июля по рекомендации Джанет Рино я сместил Уильяма Сешенса с поста директора ФБР после того, как он отказался уйти в отставку, несмотря на многочисленные проблемы, существовавшие в его ведомстве. Мы должны были найти ему замену. Берни Нассбаум предложил мне выбрать Луиса Фри, бывшего агента ФБР, которого после звездной карьеры федерального прокурора президент Буш назначил в федеральный суд Нью-Йорка. Встретившись с Фри, я задал ему вопрос о том, как он относится к утверждению сотрудников ФБР, прозвучавшему во время событий в Уэйко, что они решили устроить штурм, так как нельзя было держать такое количество ресурсов в одном месте столь долгий срок. Не зная, какова моя позиция, он прямо ответил, что с этим не согласен: «Им платят, чтобы они умели ждать». Это произвело на меня впечатление. Фри был республиканцем, однако Нассбаум заверил меня, что он — профессионал и надежный человек, который не будет использовать ФБР в политических целях. Мы наметили сообщить о своем решении 20 июля. За день до этого, когда стало известно о готовящемся назначении, мой друг — бывший агент ФБР, позвонил Нэнси Хейнрич, руководившей деятельностью Овального кабинета, чтобы посоветовать мне не делать этого. Он сказал, что Фри чрезмерно политизирован и своекорыстен для нынешней ситуации. Это заставило меня задуматься, однако я передал ему, что уже слишком поздно, — предложение было сделано и принято. Мне останется только доверять мнению Берни Нассбаума.

Когда мы объявляли о назначении Фри на утренней церемонии в Розовом саду, я заметил, что Винс Фостер стоит позади всех, возле одной из больших старых магнолий, посаженных Эндрю Джексоном. На лице у Винса была улыбка, и я, как теперь вспоминаю, подумал, что, должно быть, он испытывает облегчение оттого, что вместе со своим юридическим отделом работает над такими вопросами, как назначения в Верховный суд и ФБР, а не отвечает на бесконечные вопросы, касающиеся отдела поездок Белого дома. Церемония прошла прекрасно и казалась даже слишком безупречной, чтобы быть реальной. Так и получилось, и более чем в одном аспекте.

В тот вечер я выступил в шоу Ларри Кинга. В передаче, которая велась из библиотеки на первом этаже Белого дома, я должен был рассказать о своей борьбе за бюджет и ответить на вопросы, которые могли прийти в голову ведущему и позвонившим в его программу телезрителям. Как и всем остальным, мне нравился Ларри Кинг. Он обладал отличным чувством юмора и тактом, даже когда задавал неприятные вопросы. Примерно через сорок пять минут после начала программы дела пошли так хорошо, что Ларри спросил, не соглашусь ли я продлить участие в передаче еще на полчаса, чтобы ответить на дополнительные вопросы телезрителей. Я сразу же согласился и с нетерпением ожидал звонков, однако во время следующего перерыва вошел Мак Макларти, который сказал, что интервью не может продолжаться более часа. Сначала я рассердился, полагая, что мои сотрудники опасаются, что я могу допустить какую-нибудь ошибку, если я буду продолжать отвечать на вопросы, однако по выражению глаз Мака понял: что-то произошло.

После того как мы с Ларри закончили интервью и я пожал руки членам его съемочной группы, Мак проводил меня наверх, в жилые помещения Белого дома. Сдерживая слезы, он сообщил мне, что Винс Фостер мертв. После церемонии объявления о назначении Луиса Фри Винс ушел из Розового сада, доехал на машине до Форт Марси-Парк и застрелился из старого револьвера, который был их семейной реликвией. Мы дружили с ним всю жизнь. Когда я жил с дедушкой и бабушкой в Хоупе, наши дворы были рядом. Мы с Винсом играли вместе еще до того, как я начал ходить в детский сад, где познакомился с Маком. Я знал, что Винс был огорчен полемикой вокруг отдела поездок Белого дома. Он считал, что несет ответственность и за критику, звучавшую в адрес возглавляемого им юридического отдела. Винс также очень глубоко переживал, когда в нескольких редакционных статьях, появившихся в Wall Street Journal, выражалось сомнение в его компетентности и честности.

За день до этого я позвонил Винсу и пригласил прийти ко мне вечером, чтобы вместе посмотреть кинофильм. Я надеялся подбодрить его, но он уже ушел домой на ночь и сказал, что ему нужно побыть с женой Лайзой. Во время нашего телефонного разговора я сделал все возможное, чтобы убедить его не обращать внимания на критику. Я сказал, что Wall Street Journal, конечно, хорошая газета, но не так уж много людей читали ее редакционные статьи, а большинство из тех, кто с ними ознакомился, были, как и авторы, консерваторами, которые в любом случае для нас потеряны. Винс слушал меня, но я чувствовал, что не убедил его. Раньше его никогда не критиковали публично, и, как многие другие люди, когда в печати впервые появляются нападки на них, он, по-видимому, считал, что абсолютно все читали эти негативные отзывы о нем и верили им.

После того как Мак рассказал, что произошло, мне позвонила Хиллари из Литл-Рока. Она уже все знала и плакала. Винс был ее самым близким другом по фирме Rose. Она лихорадочно искала ответ на вопрос, почему это произошло, который мы так никогда и не найдем. Я всячески старался убедить ее, что она ничего не могла сделать, и все это время думал, чем бы сам мог бы ему помочь. Потом мы с Маком поехали к Винсу домой, чтобы побыть с его семьей. Там уже были Уэбб и Сьюзи Хаббел, а также некоторые друзья Винса из Арканзаса и Белого дома. Я пытался всех утешать, но и сам испытывал боль и такое же чувство, как когда покончил с собой Фрэнк Аллер: сердился на Винса за то, что он это сделал, и на самого себя, потому что не смог предвидеть такой развязки и не сделал ровным счетом ничего, чтобы ему помешать. Мне было жаль и всех моих друзей из Арканзаса, которые приехали в Вашингтон с намерением служить своей стране и делать добро, а в результате встретились с недоверием и попытками пересмотреть каждый их шаг. Теперь Винса, высокого, красивого, сильного, уверенного в себе человека, которого считали самым стойким из всех нас, не стало.