Билл Клинтон - Моя жизнь

Никто не знает, почему Винс решил оборвать нить своей жизни. В его портфеле Берни Нассбаум нашел записку, разорванную на мелкие кусочки. Когда ее склеили, текст оказался таким: «Я не подхожу для общественной деятельности в Вашингтоне в свете прожекторов. Здесь развлекаются, уничтожая людей... Общественность никогда не поверит в то, что Клинтоны и верные им сотрудники ни в чем не виноваты». Винс был потрясен и переутомлен, он оказался уязвим для нападок людей, которые играли по совершенно непривычным для него правилам. Для Винса главными были такие ценности, как честность и уважение, а его погубили люди, больше всего любившие власть и прибегавшие к личным нападкам. Депрессия, от которой он и не пытался избавиться, лишила Винса защитных сил, которые позволили выжить всем нам, остальным.

На следующий день я выступил перед своими сотрудниками. Я сказал им, что в жизни есть вещи, которые мы не в состоянии контролировать, и тайны, которые мы не в силах понять, и я хочу, чтобы они больше заботились о себе, о своих друзьях и семьях, и «мы не должны становиться менее чуткими оттого, что слишком много работаем». Этот последний совет мне всегда было легче давать, чем следовать ему.

Мы все прибыли на похороны в Католический собор Св. Эндрю в Литл-Роке, а затем поехали в родной Хоуп, чтобы предать Винса земле на кладбище, где были похоронены мои дедушка, бабушка и отец. На погребении присутствовали многие из тех, с кем я когда-то ходил в детский сад и начальную школу. К тому времени я прекратил попытки понять депрессию Винса и его самоубийство и вместо этого стал думать, что принимаю его таким, каким он был, и благодарен судьбе за то, что его жизнь прошла рядом с нами. В своей речи на похоронах я постарался перечислить все замечательные качества Винса, рассказать, как много он значил для всех нас, сколько полезного сделал за время работы в Белом доме и каким был благородным человеком. Я вспомнил цитату из трогательной «Песни для тебя» Леона Рассела: «Я люблю тебя там, где нет ни пространства, ни времени. Я люблю тебя, ведь в моей жизни ты мой друг».

Все это происходило летом, и уже начали поспевать арбузы. До отъезда из Хоупа я остановился у дома Картера Рассела и попробовал арбузы и с красной, и с желтой мякотью, а затем обсудил достоинства этого основного продукта Хоупа с сопровождавшими меня журналистами, которые понимали, что мне нужна передышка от боли, которую я испытывал, и в тот день были очень добры ко мне. По дороге в Вашингтон я думал о том, что Винс теперь дома, в том месте, которому он принадлежит, и благодарил Бога за то, что очень многие люди его любили.

На следующий день, 24 июля, я приветствовал группу, состоявшую из мальчиков, входивших в юношескую секцию Американского легиона «Бойз оф нейшн», и некоторых сенаторов, некогда состоявших в этой организации.

Встреча была посвящена тридцатой годовщине моего посещения Розового сада Белого дома, во время которого состоялось мое знакомство с президентом Кеннеди. Среди собравшихся присутствовало также несколько человек, которые, как и я, были тогда в числе делегатов. Ал Гор вел активную лоббистскую кампанию в поддержку нашей экономической программы, однако выкроил пару минут, чтобы сказать мальчикам: «У меня есть только один совет: если вам удастся сфотографироваться с президентом Клинтоном в тот момент, когда он будет пожимать вам руку, впоследствии это может вам очень пригодиться». Я пожал им руки и сфотографировался на память, что делал на протяжении шести из восьми лет пребывания в Белом доме, принимая членов организаций «Бойз оф нейшн» и «Герлс оф нейшн». Я надеюсь, что некоторые из этих фотографий однажды будут фигурировать в рекламных роликах во время их предвыборных кампаний.

В течение остальной части июля и в начале августа я занимался лоббированием своей экономической программы, работая индивидуально с каждым конгрессменом и сенатором. Командный пункт Роджера Олтмена руководил публичной кампанией, а я проводил по телефону пресс-конференции в штатах, представители которых в Конгрессе могли проголосовать как за программу, так и против нее. Ал Гор и члены кабинета звонили по телефону в буквальном смысле сотни раз и наносили сотни визитов. Мы не знали, каков будет результат наших усилий, по двум причинам. Первой было предложение сенатора Дэвида Борена отменить любые налоги на энергоносители; сохранить большинство, но не все налоги, которые платят американцы с высокими доходами, и компенсировать разницу, прежде всего отменив налоговый кредит на заработанный доход; в связи с ростом стоимости жизни уменьшить компенсационные выплаты для тех, кто получает пособия в рамках системы социального обеспечения, а также военные и гражданские пенсии; ввести ограничения на расходы по оказанию помощи на основе программ «Медикэр» и «Медикэйд» тем, кто будет получать ее впервые, и на повышение затрат в пределах этих программ. Борен не мог добиться принятия своих предложений, не представив их на обсуждение в комитеты, однако он показал демократам из консервативных штатов, в каком направлении им следует двигаться. Эти предложения были также одобрены сенатором-демократом от штата Луизиана Беннетом Джонстоном и сенаторами-республиканцами Джоном Дэнфортом от штата Миссури и Биллом Коуэном от штата Мэн.

Когда бюджет был принят в первом чтении 50 голосами против 49 (решающим стал голос Ала Гора), Беннет Джонстон голосовал против него, так же, как и Сэм Нанн, Деннис Деконсини от штата Аризона, Ричард Шелби от штата Алабама, Ричард Брайан от штата Невада и Фрэнк Лотенберг от штата Нью-Джерси. Шелби, представлявший в Сенате штат, население которого все больше поддерживало республиканцев, уже двигался в направлении перехода в эту партию; Сэм Нанн сказал решительное «нет»; Деконсини, Брайана и Лотенберга беспокоила ситуация в своих штатах, население которых было настроено против повышения налогов. Как уже говорил, при первом голосовании я добился своей цели без их поддержки, поскольку два сенатора — один республиканец и один демократ — не принимали в нем участие. В следующий раз они будут голосовать в полном составе. Поскольку все республиканцы выступали против нашей программы, если бы Борен ее не поддержал и никто из остальных не изменил свою позицию, я бы потерпел поражение, поскольку 51 сенатор проголосовал бы против программы, а 49 — за нее. Помимо этих шести сенаторов, сенатор Боб Керри тоже сказал, что, возможно, проголосует против. Наши с ним отношения испортились во время проведения предвыборной кампании, а кроме того, штат Небраска активно поддерживал республиканцев. Тем не менее я был оптимистично настроен в отношении позиции Керри потому, что он искренне хотел сокращения дефицита и был тесно связан с председателем Финансового комитета Сената Патом Мойнихеном, активно поддерживавшим мою программу.