Билл Клинтон - Моя жизнь

Семнадцатого июля я отправился в Фейетвилл и через два часа был принят и на юридический факультет, и в ROTC. Полковник Юджин Холмс, руководивший программой подготовки, заявил, что в качестве офицера я принесу стране больше пользы, чем если буду служить рядовым. Его заместитель, подполковник Клинт Джоунз, отнесся ко мне более сдержанно и скептически, но мы очень мило поговорили с ним о его дочери, которую я знал по Вашингтону и которой симпатизировал. Зачисление в ROTC предполагало, что после окончания юридического факультета я должен буду поступить на действительную службу. Из этого следовало, что официально призвать меня на службу смогут не раньше следующего лета, поскольку перед началом занятий в ROTC мне полагалось пройти еще летние сборы, однако письменного обязательства с моей стороны было достаточно для получения в призывной комиссии отсрочки и статуса резервиста категории 1-D. Меня одолевали смешанные чувства. Я знал, что получил возможность избежать Вьетнама, «однако через десять дней кому-то другому придется занять место в этом автобусе — возможно, мое место».

Так или иначе, но через десять дней я сидел не в автобусе, а в своем автомобиле, направляясь в Техас, чтобы встретиться с моими соседями по Джорджтауну, которые уже проходили военную службу, — Томом Кэмпбеллом, Джимом Муром и Китом Ашби. По пути туда и обратно я присматривался ко всему, что помогло бы мне вновь настроиться на жизнь в Америке. В Хьюстоне и Далласе появилось множество новых крупных жилых районов, которые расползались во все стороны без какого-либо видимого плана. Я подумал, что если они — прообраз будущего, то мне не очень хотелось бы в него попасть. В глаза мне бросилось нечто новое: наклейки на бамперах и индивидуально оформленные номерные знаки. Больше всего мне понравилась наклейка с надписью: «Если ты летишь в преисподнюю, Господь ни при чем». Самой лучшей оказалась, как ни странно, фраза на номерном знаке катафалка: «Гроб с музыкой». Очевидно, те, кто это придумал, были уверены, что читающие эти надписи люди боятся ада, однако смеются над смертью.

Мне все еще было не до смеха, однако я всегда осознавал свою бренность, и не могу сказать, что это меня слишком беспокоило. Возможно, я очень рано начал задумываться о смерти из-за того, что мой отец умер еще до моего рождения. Кладбища всегда притягивали меня, и я любил их посещать. Возвращаясь из Техаса домой, я задержался в Хоупе, чтобы навестить Бадди и Олли и побывать на могилах отца и деда с бабушкой. Выдергивая сорняки, разросшиеся вокруг могильных плит, я вновь подумал о том, какой короткой была их жизнь: мой отец умер в двадцать восемь лет, дедуля — в пятьдесят восемь, бабушка — в шестьдесят шесть (а мой отчим, похороненный в Хот-Спрингс, — в пятьдесят семь). Я знал, что моя жизнь тоже может оказаться не слишком длинной, и старался извлечь из нее максимум возможного. Мое отношение к смерти очень точно передавала старая байка о сестре Джоунз, самой набожной женщине в местной церковной общине. В одно из воскресений обычно нудный священник прочел потрясающую проповедь. В конце ее он воскликнул: «Я хочу, чтобы все, кто желает попасть в рай, встали». Все прихожане, кроме сестры Джоунз, вскочили на ноги. Священник удрученно спросил: «Сестра Джоунз, а вы разве не хотите попасть в рай после смерти?» Добрая леди подпрыгнула на месте и ответила: «Да, конечно. Простите, я подумала, что вы хотели собрать людей, чтобы отправиться туда прямо сейчас!»

Следующие шесть недель в Хот-Спрингс оказались гораздо более интересными, чем я мог себе представить. Целую неделю я помогал шестидесятисемилетнему рабочему возводить один из сборных домов Джеффа в небольшом поселке Стори к западу от Хот-Спрингс. Старик каждый день заставлял меня работать до изнеможения, зато щедро делился со мной своей грубоватой мудростью и скептицизмом сельского жителя. Как раз за месяц до этого астронавты космического корабля «Аполлон-11» Базз Олдрин и Нил Армстронг, оставив своего коллегу Майкла Коллинза на орбитальном блоке «Колумбия», совершили посадку на Луну и, таким образом, на пять месяцев раньше срока выполнили поставленную президентом Кеннеди задачу — высадиться на Луне до конца десятилетия. Старый плотник спросил меня, верю ли я, что это действительно произошло. Я ответил, что конечно верю, ведь все это показывали по телевизору. Но он не согласился со мной, заявив, что даже не думал им верить, потому что «эти парни с телевидения» могут показать и то, чего никогда не было. Тогда я счел его чудаком. Однако за восемь лет, проведенных в Вашингтоне, я увидел по телевизору много такого, что иногда мне кажется, что он был не совсем неправ.

Много дней и большую часть вечеров я проводил с Бетси Ридер, окончившей школу на год раньше меня и теперь работавшей в Хот-Спрингс. Общение с этой умной, мечтательной и доброжелательной девушкой было отличным лекарством от моих постоянных тревог. Поскольку мы были уже почти взрослыми, нас неоднократно просили участвовать в мероприятиях Ассоциации молодых христиан, проводимых для старшеклассников, и в конце концов мы взяли под свою опеку троих учеников: Джеффа Розенцвейга, отец которого лечил меня, когда я был ребенком, и отлично разбирался в политике, Джан Дирке, тихую, умную девушку, интересовавшуюся проблемами гражданских прав, и Гленна Махоуна, стильного, очень подвижного чернокожего парня с пышной прической в стиле «афро», неизменно одетого в дашики — африканскую цветастую рубаху навыпуск. Мы везде ходили вместе и прекрасно проводили время.

В то лето в Хот-Спрингс произошли два столкновения на расовой почве, и обстановка была очень напряженной. Мы с Гленном решили, что сможем ее разрядить, если создадим смешанную рок-группу из белых и чернокожих и устроим бесплатные танцы на автостоянке у магазина «Кеймарт». Гленн должен был петь, а я — играть на саксофоне. В назначенный вечер там собралась большая толпа. Сценой нам служила грузовая платформа, а публика танцевала и толпилась на мостовой. Примерно час все шло отлично. Но потом один чернокожий красавец пригласил на танец хорошенькую блондинку. Пара выглядела великолепно, вызывающе великолепно, и некоторые белые парни не смогли этого стерпеть. Завязалась драка... Вскоре вокруг нас развернулось настоящее побоище, а парковку заполнили полицейские машины. Этим и завершилась моя первая инициатива расового примирения.

Однажды в Хот-Спрингс на съезд дилеров компании Ford приехал Мак Макларти, которого выбрали в Законодательное собрание штата сразу же после окончания колледжа. К тому времени он уже успел жениться и достичь успехов в серьезном бизнесе и политике. Я хотел повидаться с ним и решил слегка разыграть его на глазах у его крайне консервативных коллег. Мы договорились встретиться на площади перед городским конференц-центром. Он не знал, что я отрастил длинные волосы и отпустил бороду. Уже одного этого было достаточно, но я еще прихватил с собой трех человек — двух девушек из Англии, совершавших автобусную экскурсию по стране, а потому выглядевших так, как и должны выглядеть люди, проведя в автобусе два-три дня, и Гленна Махоуна с его «афро» и дашики. В общем, глядя на нас, можно было подумать, что мы сбежали с Вудстокского фестиваля [23] Фестиваль рок-музыки, состоявшийся 15-17 августа 1969 г. на ферме неподалеку от городка Бетел, штат Нью-Йорк. Стал кульминационным событием эпохи контркультуры и актом протеста против войны во Вьетнаме и истеблишмента страны, в котором приняли участие самые знаменитые рок-группы и исполнители того времени. Фестиваль проходил под проливным дождем, в палаточном городке собралось около 450 тыс. человек, преимущественно молодежи, и отсутствие серьезной организации привело к антисанитарии и дефициту продуктов питания в местных магазинах. — Прим. ред. . Когда Мак, вышедший на площадь с двумя своими друзьями, увидел нас, у него, должно быть, началась изжога. Но он и виду не подал, а просто поздоровался со мной и представил нас своим спутникам. Накрахмаленная рубашка и короткая стрижка не мешали ему сочувствовать движению за мир и гражданские права. Мак остался моим верным и надежным другом на всю жизнь, но никогда в последующие годы я не подвергал его такому суровому испытанию.