Суад Мехеннет - Мне сказали прийти одной [litres]

В девяностые он нашел другой выход для своей злости, став рэпером под именем Десо Дог. «Десо» было сокращением от «Devil’s Son». Кусперт ощущал, что с помощью музыки он сумеет дотянуться до сотен и тысяч молодых людей, выставить напоказ свои политические недовольства и откровенно говорить о социальных проблемах. Он читал рэп о своем пребывании в учреждении для малолетних правонарушителей, о расизме и иногда о религии. В 2003 году, когда Соединенные Штаты приготовились к вторжению в Ирак, Кусперт и его отчим не прекращали политические споры.

– Вы делали все это, чтобы позлить своего отчима, или потому, что действительно верили, что Саддам Хусейн ни в чем не виновен? – спросила я.

Он помолчал несколько секунд.

– Думаю, я хотел разозлить отчима, но я также был против американского империализма. Они всегда думают, что могут решать, как будут жить в других странах, и мне это не нравится.

– Но, насколько я помню, страны Персидского залива поддержали вторжение Соединенных Штатов в 2003 году, потому что в 1990-м армия Саддама Хусейна вошла в Кувейт. Или по крайней мере они не возражали против вторжения.

Он улыбнулся.

– Да, конечно, вы правы. Но все эти правители у Америки в кармане. Они все предатели и, если Аллах того пожелает, скоро исчезнут.

Музыкальная карьера у Кусперта шла хорошо. В 2006 году он гастролировал вместе с американским рэпером DMX. Самая известная песня Кусперта, начинающая со слов «Добро пожаловать в мой мир, полный ненависти и крови», в 2010 году была включена в немецкий фильм «Гражданская смелость». В ролике Кусперт показан во время традиционного омовения, которое мусульмане совершают перед молитвой.

Его популярность росла, и у Кусперта появились фанаты. Если бы он продолжал свою музыкальную карьеру, то стал бы таким же известным, как Бушидо, наполовину немец, наполовину тунисец, рэпер, который взлетел к славе примерно в то же время и закончил тем, что собирал стадионы и зарабатывал миллионы. Но после серьезной автомобильной аварии в 2010 году Кусперт, по его словам, почувствовал, что он зазря прожигает свою жизнь ради славы и признания. Он начал беспокоиться и стал выяснять правду о своем происхождении. Его биологический отец был мусульманином, но Кусперта не воспитывали в вере. Теперь он начал изучать ислам и со временем проникся мыслью о том, что Аллах позволил ему выжить в автомобильной аварии, чтобы найти новый путь в жизни.

Он перестал читать рэп. Теперь он считал эту музыку харам – запрещенной. Вместо этого он начал петь исламские песни – нашиды, часто используемые в качестве саундтреков к видеороликам, которые снимают ИГИЛ и другие группы джихадистов. Его внимание привлекла борьба против Соединенных Штатов и Запада. Кусперт рассказал, что вышел на контакт с Талибаном и принес клятву верности Мулле Омару. Он начал следовать учению таких священников, как Анвар аль-Авлаки – родившийся в Америке харизматичный вдохновитель молодого поколения джихадистов, погибший в результате бомбардировки беспилотника США в сентябре 2011 года после вступления в «Аль-Каиду» в Йемене. Также Кусперт слушал речи Усамы бен Ладена, которого считал не террористом, а кем-то вроде Робин Гуда – человеком, оставившим комфортабельную жизнь, чтобы помочь тем, кому повезло меньше. Когда бен Ладен был уничтожен американским подразделением специального назначения ВМС США в мае 2011 года, Кусперт, по его словам, был счастлив, что лидер «Аль-Каиды» погиб как мученик.

Я чувствовала, что Кусперт ищет ответы на свои вопросы, но знала, что большинство имамов, по крайней мере немецких, не дадут ему их. Если бы он пришел в их мечети, начал говорить о политике и спросил, что вера говорит о таких вещах, они, скорее всего, поспешили бы оттолкнуть его от себя из опасений, что разведывательные службы могут закрыть мечети. Поэтому вместо того, чтобы обсуждать свои сомнения, Кусперт через Интернет связался с людьми, которые думали так же, и его взгляды стали еще более радикальными.

Тогда как многие на Западе рассматривали восстания в Тунисе, Египте, Ливии и других странах региона как предвестники демократических изменений, Кусперт видел в них возможность для настроенных против Запада исламистов взять власть в свои руки и действовать более свободно.

– Какая еще демократия? – спросил он у меня. – Она несовместима с исламом, а все люди хотят ислам.

Я спросила, откуда он взял идею о том, что ислам несовместим с демократией. Он улыбнулся и ответил, что слышал в Сети проповедь одного шейха – он отказался назвать имя, – а потом поговорил с ним об этом. Кусперта, казалось, тревожила как его собственная жизнь, так и то, что он воспринимал как гегемонию Запада. Разочарование сделало его легкой жертвой для джихадистских рекрутов, которые прекрасно знали, что следует говорить таким людям. Если трое из четверых пилотов 11 сентября были завербованы и находились под влиянием джихадистских ветеранов или священников, то теперь мы имели дело с новым поколением радикалов, родившихся в Европе, таких как австриец Мохамед Махмуд, которого Кусперт также упомянул как своего вдохновителя. Махмуд не только бегло говорил по-немецки, но и понимал молодежь, что делало его особенно привлекательным для Кусперта, не знавшего в то время арабского.

– Но это не то, за что выступают большинство людей, – сказала я, потому что еще не видела ни одного демонстранта с лозунгами, требующими законов шариата.

Кусперт снова улыбнулся:

– Не думайте о том, что вы видите. Мир будет беспокоиться о том, чего он сейчас не видит.

Он рассказал мне о том, что общался с «братьями» из Туниса, которые попали в тюрьму за то, что проповедовали ислам. «Можете себе это представить? – спросил он. – Они попали в тюрьму, и их пытали люди, которые тоже называют себя мусульманами, но Господь дал им терпение, и теперь они свободны, спасибо Аллаху».

«И спасибо «Арабской весне», – подумала я и спросила Кусперта, планирует ли он сражаться.

– Если Аллах того пожелает, то, когда придет мое время, я это сделаю, – ответил он, добавив, что будет сражаться только «в стране, где говорят на языке священного Корана».

Это был первый разговор из тех, которые мы с Куспертом вели той весной. Чем больше мы разговаривали, тем чаще я спрашивала себя, не приложила ли какая-то подпольная группа джихадистов руки к «Арабской весне». Я не знала, насколько серьезно стоит воспринимать слова Кусперта, поэтому решила поспрашивать о нем.

– Да этот парень – просто болтун! Мы не думаем, что он знает, о чем говорит, – сказал мне один сотрудник службы безопасности. – Вы с ним только теряете время.

Но я по-прежнему была заинтригована, и в особенности меня волновала уверенность Кусперта.