Суад Мехеннет - Мне сказали прийти одной [litres]

– Может быть, они просто однажды об этом пошутили, потому что Абу Талха спрашивал, не вышли ли вы замуж с тех пор, как последний раз виделись с ним, но это, во имя Аллаха, было совершенно несерьезно, – сказал мне один из джихадистов. – Может быть, разведывательные службы хотят заткнуть вам рот, потому что вы пишете не то, что они хотят? Про «Арабскую весну» и все остальное.

Я достигла той точки, где уже не знала, кому верить. Любой мог принять то, что я писала, на свой личный счет и решить разобраться со мной лично. Поэтому я собралась поехать в Марокко и провести несколько дней в горах. Мне нужен был перерыв.

В то утро, когда мне нужно было ехать в аэропорт, я получила сообщение в Facebook: «Ас’салям алейкум, сестра Суад. Меня просили передать вам наилучшие пожелания от Абу Талхи. Он сказал, что нет никаких проблем, то, что вы слышали, – неправда, и он желает вам всего самого лучшего, ва алейкус ас’салям».

Осенью 2013 года я была в лагере Заатари в Иордании и брала интервью у семьи сирийских беженцев. Как раз в этот момент у меня в сумке завибрировал телефон. Включилась голосовая почта, и вибрация прекратилась, потом началась снова. На экране я увидела номер телефона старой подруги, потом пришла эсэмэска: «Пожалуйста, перезвони мне, это срочно».

Я позвонила, как только мы выбрались из лагеря.

– Суад, слава богу, что ты позвонила! У нас катастрофа. Помнишь моего племянника Перо? Он с какими-то людьми уехал из Германии в Сирию!

Я решила, что ослышалась.

– Что ты говоришь? Перо? – переспросила я, пытаясь сопоставить части этой информации. – Твой Перо, который хихикал над тортом с мисс Пигги, который мы несколько лет назад заказали тебе на день рождения?

Я услышала, что она едва сдерживает слезы.

– Да, мой Перо, – прошептала подруга.

Она просила меня не называть ее имени и имен ее родных, поэтому я буду называть ее Серс.

Я сразу вспомнила сцену восьмилетней давности, когда мы праздновали тридцатилетие Серс вместе с ее родными. На вечеринке были и ее сестры, и Перо. Гвоздем праздника был специально изготовленный торт в форме мисс Пигги, потому что Серс в детстве обожала «Маппетс-шоу». Мы с подругой в шутку подарили ей этот торт.

Именно восьмилетний Перо внес торт в комнату и захихикал, когда тетушка его расцеловала. Теперь она рассказывала мне, что он стал проводить все дни с группой новых друзей его же возраста.

– Он изменился. Он почти перестал куда-либо ходить и начал вести разговоры о религии, – сказала Серс.

Я сказала ей, что это типичное поведение, которое описывают многие родители, чьи дети потом уезжают из дома в горячие точки.

– Как ты думаешь, что с ним сейчас происходит? – спросила Серс. – Что он там будет делать?

– Давай поговорим об этом при личной встрече, – мне не хотелось говорить ей по телефону, что Перо, возможно, отправился в путешествие, чтобы встать на путь джихада, что, может быть, ему уже наполовину промыли мозги и, скорее всего, кончится все тем, что он будет сражаться и умрет далеко от дома, вместе с мальчиками, которых и сам едва знает.

– Суад, мы с семьей хотим поговорить с тобой. Пожалуйста, не могла бы ты приехать?

По пути в Германию я думала о тысячах других семей, которые тоже увидели, как их дети отправились сражаться на войне, ставшей частью иллюзий «Арабской весны».

Семья Перо была раздавлена. В доме, где жил мальчик с родителями, я встретилась с ними, а кроме того, с двумя его сестрами и тетей. Его мама Багика плакала на протяжении всей встречи, а отец Митко – брат Серс, умолял ее прекратить. Они обвиняли друг друга в том, что не сумели вовремя понять, что происходит с их сыном.

– Да хватит уже! – наконец закричала Серс. – Вы, ребята, должны остановиться и подумать, как мы теперь можем помочь Перо.

– Я и понятия не имею, почему он решил, что должен отправиться в Сирию. Это не наша война, – сказал Митко. – А потом, все эти разговоры о джихаде! Я ничего не понимаю.

Семьи таких мальчиков, как Перо, часто спрашивали, что же они сделали не так. «Почему именно мой ребенок?» – задавались вопросом родители. Очень часто это происходило в результате глубоких конфликтов между родителями или из-за конфликтов между отцом и сыном. Такие проблемы были характерны для многих семей мусульман-иммигрантов, в том числе и для семьи Перо.

Перо было шестнадцать. Его родители переехали из Македонии еще до рождения сына. Они в нем души не чаяли. Когда бы я ни пришла, тетя его обнимала или слегка щекотала под мышками, а бабушка всегда говорила, чтобы он взял себе еще порцию ее говяжьего жаркого или фрикаделек. Они были очень либеральными мусульманами и даже иногда допускали танцы и выпивку. Это были трудолюбивые люди, принадлежащие к среднему классу. Моя подруга Серс многие годы управляла своим собственным бизнесом. Багика работала в продуктовом магазине. Отец Перо, Митко, был непредсказуемым человеком. Серс часто говорила мне, что у ее брата бешеный темперамент. «В прошлом я многое делал неправильно, – сказал Митко. – Я заплатил за это высокую цену и усвоил уроки, которые преподнесла мне жизнь». Его арестовали, и он получил срок за продажу наркотиков, когда Перо был еще ребенком. Поэтому отец пропустил большую часть детства своего сына.

Багика пыталась остановить рыдания.

– Что они сейчас с ним делают? – спросила она. – Он в опасности?

– Можете вы мне сказать, что происходит? – спросила я. – Пожалуйста, начните с самого начала.

Багика объяснила, что тем вечером, когда Перо исчез, он должен был ночевать у своего друга.

– Он подошел ко мне, крепко меня обнял, поцеловал и сказал, что собирается на митинг в центр города.

– На какой митинг? – спросила я.

– Не знаю. Что-то связанное с Сирией. Какой-то немецкий проповедник, которого он хотел послушать.

– Пьер Фогель?

Я уже много лет следила за деятельностью Пьера Фогеля. В прошлом он был боксером и в ислам обратился в 2001 году, став одним из самых выдающихся самопровозглашенных проповедников. Он любил произносить публичные речи на особом сленговом разговорном языке, который был особенно привлекателен для молодых людей и тех, кто не слишком много знал об исламе. Он был одним из тех, за кем приглядывали немецкие власти, и я очень долго задавалась вопросом о том, как такие люди умудряются зарабатывать на жизнь и проводить митинги по всей Германии. Позже он много говорил о том, что необходимо свергнуть правительство Башара аль-Асада в Сирии. В то время как многие немецкие салафиты открыто призывали молодых мусульман присоединяться к борьбе против Асада, позиция Пьера Фогеля была противоречивой. Он мог выступать и за то, чтобы присоединяться к борьбе, и против этого, хотя всегда просил пожертвования в пользу сирийских группировок.