Суад Мехеннет - Мне сказали прийти одной [litres]

Я попыталась связаться с родителями Абдельхамида Абауда. Его отец сказал уважаемому члену общины, что поговорит со мной, и я получила его номер телефона. Но за несколько дней до назначенной встречи он сказал мне, что какая-то газета предложила ему большие деньги за историю о его сыне и я могу попробовать дать больше, если хочу.

Я сказала, что мы никогда не платим за информацию, добавив, что я поражена, увидев, что после всего, что произошло, он больше интересуется деньгами, а не тем, чтобы помочь миру посмотреть на своего сына как на человека, а не как на разъяренного убийцу.

Французская полиция разыскала и уничтожила Абауда через пять дней после терактов в Париже, во время налета на квартиру в Сен-Дени. Самым большим вопросом, который занимал умы всех, было то, как они узнали, где он прячется. На пресс-конференции в тот день, когда Абауд был убит, прокурор Парижа Франсуа Мулэн сказал, что полицию привел к нему очень важный источник, но детали сообщить отказался.

Позже я узнала, что после терактов Абауд обратился за помощью к своей кузине по имени Хасна Аитбулахен, живущей в Париже. Сестра не оставила брата без помощи. Более того, она была одним из двух погибших вместе с Абаудом в Сен-Дени. В результате ее имя много дней муссировалось средствами массовой информации, а по социальным сетям циркулировали фотографии, на которых она, по всей видимости, принимала ванну (позже оказалось, что это фотографии совсем другой женщины). Некоторые даже подозревали, что Аитбулахен стала «первым террористом-смертником женского пола в Европе».

Теракты в Париже снова возродили к жизни разговоры о месте ислама в Европе, а также привели к росту страхов того, что мусульманские женщины могут превратиться в террористок-смертниц или принимать участие в заговорах с целью убивать и мучить людей. Снова и снова я читала редакторские статьи во многих европейских газетах, где поднимался вопрос о том, почему мусульмане так плохо борются с терроризмом. Люди спрашивали, не защищали ли парижских террористов их мусульманские общины во Франции и в Бельгии, которые могли помочь им действовать так, чтобы полиция ничего не обнаружила.

Из файлов о ходе расследования я узнала о женщине, которая, по всей видимости, проинформировала полицию о возвращении Абауда в Европу, а именно – во Францию. Чем больше мы с моим коллегой Грегом Миллером изучали документы, тем больше было похоже, что эта женщина – мы звали ее Сония – сыграла очень важную роль, о которой никто не знал. Для меня важной была одна деталь: она оказалась мусульманкой.

Я обращалась к самым разным источникам с просьбой рассказать мне настоящую историю того, как обнаружили Абауда.

– Там была одна женщина, но сейчас она находится под защитой полиции, – сказал мне источник из французского правительства.

О биографии этой женщины он рассказывать отказался.

– Она мусульманка?

– А почему вам так важно это знать? – спросил он. – Не думаю, что религия здесь имеет значение.

Я спросила, а почему тогда и в этом деле, и во многих других было так важно упомянуть о вероисповедании террористов или людей, оказавшихся рядом с ними, таких как Хасна Аитбулахен.

– Если мусульманка помогала найти Абауда и предотвратить дальнейшие теракты, я считаю, что мир должен об этом узнать, – возразила я.

Источник сказал, что больше ничего сказать не может, потому что она под защитой полиции. Тогда я попыталась связаться с Сонией по адресу электронной почты, обнаруженном в документах. К моему удивлению, она ответила на письмо, прислав мне номер телефона.

– Я ответила вам, потому что увидела, что вы тоже мусульманка, – сказала она, когда я ей позвонила.

Я сказала, что знаю, что она под защитой полиции, и я не хочу подвергать ее опасности, но мы верим, что она сыграла очень важную роль в этом деле и хотим рассказать об этом миру.

Ее история глубоко тронула меня лично. Если раньше, после встречи с Морин Фаннинг, я чувствовала себя обязанной рассказывать людям на Западе, что некоторые мусульмане думают о них на самом деле, теперь я чувствовала себя обязанной рассказать о мусульманке, которая рисковала жизнью, чтобы спасти европейцев.

Сония жила в Париже под защитой полиции, но на самом деле эта защита не очень много значила. Ей не дали документов на новое имя, и, хотя она переехала в другую квартиру, полицейского поста около нее не было. Сонии было сорок два года, у нее было несколько детей-подростков, и она жила в постоянном страхе того, что ее убьют за то, что она выдала Абауда. Но при этом она все равно не жалела о том, что сделала, потому что чувствовала, что он и другие парижские террористы не разделяют ее веры и морали.

Сония и ее муж, который попросил не называть его имени, встретились со мной в ресторане в центре Парижа. Со мной был местный переводчик «Вашингтон пост» Виржил Демустье, потому что Сония сказала, что часть своей истории она будет рассказывать по-французски. Я говорила на этом языке, но это было такое важное интервью, что я хотела, чтобы для меня переводил человек, для которого французский был родным.

В то время мы не знали, как французы отреагируют на то, что мы опубликуем историю Сонии. Во время обеда и долгого разговора после него в моем отеле я узнала, что ей запретили разговаривать с прессой. Позже мы спросили специалиста по связям с общественностью из офиса прокурора, что произойдет, если новостные организации опубликуют интервью с этой женщиной. «Для любого, кто будет говорить с ней и опубликует ее историю, даже не называя имени, наступят определенные последствия», – ответил он. После долгих споров мы решили все-таки сделать это, рассудив, что французы едва ли на самом деле попытаются привлечь «Вашингтон пост» к какой-то ответственности. Как выяснилось, мы были правы.

Сония была француженкой алжирского происхождения. Она родилась и выросла во французском департаменте Вогезы, в светской семье. «Мы родились мусульманами и умрем мусульманами, но не практикующими религию, – сказала она. – Отец никогда не говорил нам, когда молиться и что носить».

Ближе к Парижу Сония переехала в 2010 году, а с Хасной Аитбулахен познакомилась в ночном клубе годом позже. Аитбулахен тогда было девятнадцать или двадцать, и Сония описала ее как «катастрофа! Она была как настоящая ханыга… очень тощая, с прыщами на лице, с грязными волосами, спутанными в копну». Отец молодой женщины уехал в Марокко, не оставив ей ключи от квартиры, и она жила на улице, держа свои пожитки в пластиковом пакете. Она попросила Сонию приютить ее на месяц. «Я приготовила ей ланч, показала, где находится душ, забрала грязную одежду, чтобы постирать, а на время дала чистую одежду моей дочери. Я дала ей крем для лица. С девушкой не все было в порядке, это сразу можно было сказать. У нее взгляд был потерянный. Она чувствовала себя смущенной, ей было стыдно. Она рассказала мне о себе».