Сева Новгородцев - Настоящий джентльмен. Часть 1

«Белый альбом» был напечатан первым тиражом в 35 тысяч. Писать правду на конверте: «запись кружка звукозаписи Дома пионеров…» по понятным причинам не стали — у кружка не было ни фирменного бланка, ни круглой резиновой печати.

Первое плавание было летом 1982 года, когда я переехал к Карине Арчибальдовне. Я насиделся в пыльных комнатах Буш-хауса, стремился на волю, в море, она же на яхте под парусом никогда не ходила, но согласилась на мое авантюрное предложение — пересечь Шотландию по системе рек и озер, включая Лох-Несс. В ней, видимо, заговорила шотландская кровь отца Арчибальда, уроженца Глазго.

Только что закончилась Фолклендская война, Би-би-си освещала ее с утра до вечера, в голове все еще звучали названия боевых мест, поэтому Форт-Уильям, где мы брали яхту, я упорно называл «Порт Стэнли» (столица Фолклендов, отбитая у аргентинцев в ночь с 13 на 14 июня 1982 года).

В Шотландии погода меняется несколько раз за день, радио на лодке то ли не было, то ли я его по легкомыслию не включал и штормовое предупреждение не услышал. На выходе из гавани в Обане пошли к острову Малл и все удивлялись, почему рыбацкие лодки, катера и яхты идут нам навстречу.

Вскоре задул шквальный ветер, засвистели ванты, вскипело море. Мы шли под мотором, яхту швыряло во все стороны. У стакселя, переднего паруса, было установлено модное по тем временам устройство, барабан закрутки, он был туго замотан вокруг себя. Мне удалось раскрутить небольшую часть паруса, крохотный треугольник, и немного стабилизировать лодку.

Как-то доковыляли до Обана, швартоваться в такую погоду было опасно, можно удариться о причал. Багром зацепили какой-то буек у берега, привязались и на резиновой надувной лодке с подвесным мотором, которая болталась на буксире за кормой, кое-как добрались до каменистого пляжа.

Промокшие насквозь, в штормовых костюмах, мы заявились в ближайшую гостиницу. Это оказался четырехзвездочный отель с мягкими коврами и хрустальными люстрами, но администратор и бровью не повел и выдал нам ключи от номера.

На следующий день ветер стих, мы пришли в себя, выспались, отогрелись и после обильного английского завтрака вернулись на яхту. Мимо Форт-Уильяма (Порт Стэнли по моей терминологии) по реке Лохи поднялись до озера Лох-Лохи, потом через систему шлюзов в Лох-Ольх, и дошли до знаменитого Лох-Несс.

Лох-Несс — это такой британский Байкал, пресноводное озеро глубиной в 230 метров. Миф о Лохнесском чудовище в ходу и поныне, но мы ничего такого не видели. Темная вода да холодные скалы.

Яхта даёт свободу — по крайней мере, две ее степени: хочу туда или хочу сюда. Если пристать к гористому берегу и подняться по нему вверх или спуститься вниз, то можно обрести и третью степень этой свободы.

На крохотном острове, поросшем зеленой травой, паслись овцы. Видно было, что их давно не стригли: когда-то высадили на каменистый пляж да так и оставили. Шерсть у них пышно разрослась, делая похожими на белые шары на тонких ножках. Для овец наша высадка на их остров была, несомненно, большим культурным событием. Они все молча стояли и смотрели, а потом куда-то исчезли. Как мы их ни искали, так и не нашли, хотя прятаться на этом кусочке скалистой суши было негде. Загадочная страна Шотландия!

Еще одна загадка приключилась вечером. Село солнце, стало смеркаться, пора было устраиваться на ночь. Безветренно, волн нет, но на всякий случай я решил бросить якорь подальше от берега. Эхолота на яхте не было, как, впрочем, и якорной лебедки. Вручную опустил, вручную поднял. Вода темная, дна не видно, какая тут глубина — непонятно. Якорь на полудюймовой цепи, метров тридцать или больше, так чтобы ко дну прижимало. Я начал понемногу вытравливать цепь, чтобы поймать момент касания якоря. Вдруг яхту качнуло невесть откуда появившейся волной, я схватился, чтобы не упасть, и на секунду выпустил из рук якорную цепь. Она с устрашающим грохотом стала исчезать за бортом и так бы и ушла вся на дно, если бы не стальная скоба, которой последнее звено было прикреплено к килю. На небе появились первые звезды, но было еще не темно. Я стоял, охваченный ужасом, и глядел на якорную цепь, висевшую вертикально. До дна она явно не доставала. Что делать?

Первая мысль была — заводить двигатель, идти к берегу, пока не станет помельче, но от этой идеи пришлось отказаться — слишком рискованно. Зацепишься якорем за что-нибудь и привет, придется его тут и оставлять. Выход один — поднимать якорь с цепью с глубины. Попробовал потянуть — дохлое дело, там железа килограммов под сто. Я лихорадочно соображал, как мне справиться с таким весом, и тут взгляд мой упал на две лебедки, расположенные в кокпите слева и справа. На них наматывают парусные шкоты и обтягивают парус. В свежий ветер — это немалое усилие. В барабане лебедки сверху есть квадратное отверстие, куда вставляется рукоятка. Внутри лебедки — храповой механизм, ты крутишь ее по часовой стрелке, а назад она уже не идет. Есть две скорости, в медленном режиме можно полтонны вытянуть.

Оставалось только придумать оснастку для цепи. В носовом якорном люке лежал специальный крюк с веревкой, я подвязал к ней запасной швартовый конец и смог дотянуть его до лебедки. Крр-чик, крр-чик! Мое устройство натянулось, как струна, и постепенно, по сантиметру, начало вытягивать якорь с цепью. Каждую минуту надо было бегать на нос, фиксировать цепь винтовым зажимом и переставлять крюк на новое место. Каждый раз я пытался тянуть цепь руками и, как только это получилось, сам-один вытянул ее до конца. Уф! Ладони были красные, как вареный рак.

В Шотландии с ее изменчивой погодой, неожиданными ветрами, сыростью и холодом на яхте плавать нам как-то больше не хотелось. Лучше уж в Грецию, на острова, где тепло, красиво и вкусно. Однако каждый раз, нанимая яхту, надо было доказывать, что умеешь ей управлять и вообще знаком с правилами движения на воде. В мореходке этот предмет назывался ППСС («Правила предупреждения столкновения судов»), и я его не только хорошо помнил, но и имел этому документальное подтверждение, приложение к диплому, где было указано количество прослушанных лекционных часов и результаты экзаменов. Этот ворох бумаг, переведенных и заверенных у советского нотариуса при отъезде в эмиграцию (оригиналы вывозить не разрешали), я каждый раз привозил с собой и долго доказывал яхтенному агенту, что мне можно доверить судно.

Летом 1987 года я решил получить диплом Королевской яхтенной ассоциации. Ходить на курсы не было времени, но нашелся удобный вариант. В Саутгемптоне мы взяли на неделю яхту со шкипером, который каждый день нас учил, а в конце принял экзамен.

Говорю «мы» и «нас», потому что поехали учиться вчетвером, прихватив моего сына Рината и брата Карен Роберта. Роберт, высоченный блондин, работал в National Trust смотрителем канала и участка реки Уэй с парой шлюзов, следил за поддержанием уровня воды, не допуская обмелений или наводнений. Странным образом именно с этого и началась наша учеба. В Саутгемптоне цикл прилива-отлива занимает примерно 12 часов, разница в уровне воды может быть 6 метров. Это не рекорд, в устье реки Эйвон, близ Бристоля, от низкой воды до высокой бывает больше 14 метров, или 48 футов. Чтобы было понятнее: ты идешь себе по волнам, у тебя под килем пресловутые семь футов, которые традиционно желают моряку, а через несколько часов — бац! — и судно твое на мели, а вода отступила на полкилометра.