Сева Новгородцев - Настоящий джентльмен. Часть 1

Понятно, что в таких условиях все внимательно следят за прогнозом Национального управления по приливам, а самая главная настольная книга морехода — это таблицы расчета высокой и низкой воды.

Поскольку причина приливов — это притяжение Луны и Солнца, то по таблицам можно узнать не только будущее, но и прошлое. Например, специалисты высчитали, что катастрофическое наводнение, произошедшее в Бристольском канале 30 января 1607 года, случилось в 9 часов утра или что во время знаменитой битвы при Мальдоне 10 августа 991 года сильный отлив позволил викингам перейти реку Блэкуотер по дну пешком и наголову разгромить англосаксов под командованием Бриднота.

Об этом и многом другом нам рассказывал наш инструктор с аристократическим именем Альберт. Я запомнил это, потому что так звали мужа королевы Виктории, да и Пол Маккартни, помнится, прошелся по этому имени на своей пластинке «Ram» («We’re so sorry, uncle Albert, we’re so sorry if we caused you any pain…»). Альберт оказался человеком скромным, немного застенчивым. Утром он помогал Карен и мне готовить на всех завтрак, потом всякий раз порывался мыть посуду, но мы ему не позволяли. В конце нашего учебного плавания мы пригласили его в морской ресторан. Альберт заказал рыбу.

Про себя я автоматически отметил его соблюдение этикета за столом, хотя мне было не до того. Альберт рисовал нам мечту мореплавателя, рассказывал, как он два года строил большой катамаран, как пересек на нем Атлантический океан и прибыл на Виргинские острова.

Райские места, бирюзовое море, белоснежные пляжи, 30 градусов тепла зимой, постоянный ровный ветер с океана, 60 больших и малых островов (много необитаемых), все близко друг от друга. У британской части архипелага — самоуправление, но есть губернатор, присланный из Лондона. День рождения принца Чарльза, 14 ноября, отмечают как праздник, с него начинается туристический сезон.

На Рождество и Новый год здесь собираются яхтсмены, кто побогаче — на своих лодках, кто победнее — на прокатных, зафрахтованных на неделю или две тут же, на главном острове Тортола.

«Тортола» — по-испански значит «горлица», лесной голубь, птица, которая в процессе эволюции изобрела синкопу. Название, по местной легенде, дал Христофор Колумб, открывший острова во время своего второго плавания в Новый Свет.

Колумб назвал архипелаг Virgin в честь Святой Урсулы и 11 тысяч девственниц, ее сопровождавших, убитых в V веке гуннами в районе нынешнего города Кельна. Видимо, Христофора в дальнем плавании эти 11 тысяч непорочных девиц сильно беспокоили. Он и соседний остров назвал Virgin Gorda, «толстая девственница» по-испански, потому что его форма напоминала ему полную женщину, лежащую на боку. Успокойся, Колумбушка!

Эти дикие места, населенные племенами карибов и араваков, надолго стали пристанищем английских и голландских пиратов.

Ужин закончился, я опустился за землю и смотрел, как громом пораженный, на тарелку Альберта. Она была совершенно чистой, на ней лежал аккуратно разделанный, нетронутый рыбный скелет с головой и хвостом. Чудо застольной хирургии, вершина обеденного этикета. Я такого ни до, ни после не видел никогда.

По тому, как человек ведет себя за столом, можно понять о нем многое. Помню, дедушка мне рассказывал, что в России до революции потенциального работника сажали обедать и наблюдали, как он ест. Считалось — как ест, так и работать будет. Быстро и аккуратно или медленно и неряшливо. Метод этот при советской власти больше не применялся, он просто сгинул в пучине классовой борьбы. Во всяком случае, я никогда не слышал, чтобы начальник какого-нибудь отдела кадров приглашал бы поступающего человека в столовую и наблюдал, как тот поглощает биточки с кашей, запивая их компотом.

Эталон поведения за столом тоже по большей части исчез. В советском общепите с его алюминиевыми вилками и ложками ели в легкой панике, потому что бабки, убиравшие грязную посуду, могли выхватить недоеденную тарелку прямо из-под рук.

Кое-где, конечно, оставалось еще глухое сопротивление. Затаившийся антисоветчик, затворив двери, помешивал чай чудом сохранившейся в семье серебряной ложечкой, не касаясь стенок тонкого стакана, или резал бифштекс по кусочку, держа вилку в левой, а нож в правой руке. Но эти пережитки постепенно уходили в прошлое, окончательно победила пролетарская культура быта, в которой мирно уживались пестрые расцветки в цветочек, горошек и клеточку. Символ этой эпохи — это пустая пол-литра и окурок «Беломора» в салате «оливье».

Гуманитарное образование и знакомство с либеральными идеями или высокой поэзией, по моим наблюдениям, тоже дела не меняло. Подмечено, например, что у советских диссидентов — ужасные манеры за столом.

По тогдашним понятиям я происходил из «культурной» семьи: отец — капитан дальнего плавания и большой чин в пароходстве. Он не пил, не курил, ездил на работу всегда в безупречно чистой рубашке с накрахмаленным воротничком и манжетами, имел хороший почерк, приобретенный еще в царской гимназии, писал грамотно и никогда не употреблял бранных слов, был человеком строгим, дисциплинированным, но с большим чувством юмора.

Мама в 16 лет осиротела, рано начала работать и в институтах-университетах не училась, о чем всегда сожалела. После войны в нашей большой квартире на Итальянской улице в Ленинграде (тогда улица Ракова) часто бывали артисты, полярники, спортсмены, ученые.

В конце 1940-х у отца на работе случились крупные неприятности, и мы приехали в Таллин (тогда еще с одним «н»), где первое время жили стесненно и бедно. Как только дела немного поправились и мы поселились в квартире побольше, мама начала поиски антиквариата по дешевке. За несколько лет титанических усилий ей удалось собрать коллекцию мебели: большой ореховый буфет, изящный шкафчик красного дерева, горку со стеклянными дверцами, в которой стоял японский чайный сервиз тончайшего фарфора с драконами.

Стены в нашей квартире всегда были однотонные, цвета бирюзы либо брусники со сливками. Поскольку советская промышленность таких обоев не выпускала, мама разработала свой метод: она покупала дешевые обои любой расцветки, клеила их обратной стороной, а затем красила в нужный оттенок. На таком фоне красиво смотрелись картины в золоченых рамах.

После мореходки я по распределению попал в эстонское пароходство, плавал сначала четвертым, а потом третьим помощником на теплоходе «Верхоянск» у капитана Полковского.

Александр Федорович был прирожденным аристократом: благородная внешность, высокий, невозмутимый. В его присутствии, заходя в кают-компанию на завтрак, обед или ужин, надо было спросить разрешения сесть за стол или встать из-за стола. Ел он не торопясь, демонстрируя нам безупречные манеры. Эти уроки остались в памяти незаметно, перерастая в привычку.