Сева Новгородцев - Настоящий джентльмен. Часть 1

Лет двадцать спустя, уже в Лондоне, я попал жить в английскую среду, и за мое дальнейшее воспитание взялась Карен, нашедшая в моих table manners немало изъянов. Сама она прошла выучку на юге Франции, в Каннах, на вилле месье Бастана, где она жила год как компаньонка его супруги мадам Бастан.

— В гостях за столом — поучала меня Карен, — нельзя начинать есть раньше хозяина или хозяйки. На званом обеде перед началом еды принято говорить комплименты по поводу поданных блюд, благодарить хозяев. Надо также ждать, пока всем присутствующим не разложили угощение по тарелкам.

Салфетки надо класть на колени, а не затыкать под воротник, ими можно только вытирать рот. Вилку держать в левой руке, зубцами вниз, нож в правой. Если нож не используется, вилку можно повернуть зубцами вверх.

Солить или перчить блюдо можно только сначала попробовав его, в противном случае это будет оскорблением для того, кто готовил.

Масло надо отрезать, а не соскабливать, используя специальный нож, и класть его на сервировочную тарелку, а не намазывать сразу на хлеб. Это делается для того, чтобы на масле не появились хлебные крошки. Сыр, так же как и масло, надо сначала отрезать и положить на свою тарелку, а только потом есть.

Белое или розовое вино в бокале можно держать за ножку, красное — за чашу бокала. Наливать себе не следует, нужно предложить вино соседям слева и справа. Пустую бутылку нельзя ставить в ведро со льдом вверх дном.

Закончив еду, нож и вилку надо положить на тарелку в положении часовой стрелки примерно на половину шестого, вилка зубцами вверх.

Все эти премудрости я пытался усвоить в свои 43 или 44 года. Возраст уже устоявшийся, не детский. В кровь и плоть знание не впиталось, оно осталось на поверхности. Table manners стали для меня чем-то вроде выходного костюма, который надевают по особым случаям, чтобы подчеркнуть торжественность события и не ударить в грязь лицом.

Соблюдать такое постоянно, из дня в день, казалось непосильной ношей, особенно еще и оттого, что мне нередко приходилось готовить и есть одному. Не станешь ведь перед самими собой выпендриваться.

«Счастье — в неведении», как сказал английский поэт XVIII века Томас Грей. Познав условности, я потерял неведение, а с ним и счастье незамутненного сознания природного человека. Еще Соломон заметил: «Кто умножает познания, умножает скорбь». Моей скорбью стала неотвязная наблюдательность. Я не мог уже просто сидеть за столом с собеседниками, но автоматически отмечал про себя все их ошибки и отклонения от этикета. У Альберта таких ошибок не было ни одной.

В конце недели Альберт устроил нам экзамен. Он задавал вопросы, просил выполнить действия или маневры — поставить и убрать парус, бросить и поднять якорь, совершить маневр «человек за бортом», ошвартоваться у причала. После экзамена объявил результат: я получил диплом капитана парусной яхты (прибрежное плавание в зоне приливов), а Карен и Роберт стали дипломированными матросами.

В Макаровском училище на уроках морского дела нас тренировали завязывать у себя на поясе надежный беседочный узел, булинь, многократно повторяя и доводя это до автоматизма. Если ты оказался за бортом и тебе бросили конец (веревку), то такой навык быстрого, за 3 секунды, обвязывания себя узлом может спасти жизнь. Я и сейчас могу завязать булинь на себе не глядя, наощупь. На экзамене я продемонстрировал это Альберту — он никогда такого не видел и был впечатлен.

Через неделю по почте пришли сертификаты Королевской яхтенной ассоциации, мы полюбовались на них и со вздохом спрятали подальше. Вздыхали мы потому, что надежды применить новые дипломы в ближайшем будущем не предвиделось: Карен была востребована как голосовая актриса, каждый день ездила на какие-то записи в студии, я продолжал ремонт квартиры, а кроме того, на Би-би-си, в дополнение к «Рок-посевам», у меня появилась еще одна передача.

Я часто повторяю, что с юности привык слушать западные «голоса», да и теперь привычки этой не оставил. Только сейчас эти голоса не надо отыскивать на короткой волне в трескучем эфире — они рядом и звучат с кристальной чистотой.

Просыпался я под шутки Терри Вогана на Би-би-си Радио-2 или переключался на Би-би-си Радио-4, передачу «Today», которая ежедневно идет в живом эфире три марафонских часа. По понедельникам в девять утра я старался не пропустить свою любимую «Start the Week». Вел передачу Ричард Бейкер.

Обычное развитие карьеры ведущего — начать на радио, а потом переходить на телевидение, если фотогеничность позволяет. Ричард Бейкер, наоборот, начинал на телевидении.

Правильнее сказать — он начинал английское телевидение, 5 июля 1954 года представив на экране первый выпуск новостей. Теперь, тридцать с лишним лет спустя, он вел на радио передачи классической музыки, в которой хорошо разбирался, будучи прекрасным пианистом, а по понедельникам в эфире звучало его неподражаемо отточенное безупречное английское произношение, полное элегантности и сдержанности истинного джентльмена.

Я всегда считал его аристократом, и только засев за эту книгу, навел справки и узнал, что отец Ричарда был штукатуром в лондонском районе Уиллесден. Как тут не вспомнить Бернарда Шоу и его пьесу «Пигмалион»?

С Ричардом Бейкером мне довелось встретиться, и вот при каких обстоятельствах. В январе 1987 года меня пригласил на разговор глава Русской службы Барри Холланд. «В СССР — перестройка, — сказал он, — нас перестали глушить. Русской службе расширяют вещание. Я пытаюсь понять, чем заполнить эфирное время. Может быть, ты поиграешь полчаса музыки?»

К такой беседе я готовился давно — лет пять, а может, и больше. Успешные английские программы Би-би-си («Desert Island Disk», передачи Терри Вогана и Джона Пила и, конечно, «Start the Week») показывали и подсказывали, в каком направлении нужно двигаться. В голове постепенно вызревал план живой разговорной передачи, которая произвела бы объявленную в Москве перестройку и гласность у нас, в Лондоне, на пятом этаже Буш-хауса.

Планами и мыслями я ни с кем не делился, по-английски, из скромности, но теперь настал момент.

«Нет, Барри, — ответил я, — музыкальная программа у нас уже есть, в этом году ей будет десять лет. Мне кажется, можно сделать вот что…» — и я изложил ему свой план. Поскольку речь шла о заимствовании опыта «большого брата», о перенесении англоязычных форматов Би-би-си на русскую почву, принципиальных возражений не возникло.

Колесо закрутилось, и вскоре моему продюсеру Терезе Черфас и мне устроили посещение студии на «Радио-4», где записывалась «Start the Week». Ричард Бейкер к этому времени вел передачу 17 лет, с 1970 года. Руководство Би-би-си, быть может, под влиянием советской перестройки решило обновить программу. Ричарду Бейкеру объявили, что… не знаю точно, что ему объявили, но видно было, что он очень расстроен. Кстати, 19 лет спустя то же самое произошло и со мной. Передачу «Севаоборот», зачатую в 1987 году на последних эфирах Ричарда Бейкера, тоже закрыли в угоду новым веяниям.