Андрей Танасейчук - Джек Лондон: Одиночное плавание

Впрочем, как ни важна была для Лондона школа, влек его, видимо, больше маячивший где-то впереди документ о полном среднем образовании. И хотя он ежедневно (и довольно прилежно!) изучал те предметы, которые считал необходимыми, его основной интерес лежал всё же в иной сфере: по возвращении с «Дороги» он серьезно увлекся социалистическими идеями.

Как мы помним, первое знакомство с ними у Лондона произошло еще в месяцы странствий, когда среди хобо встречались ему доморощенные философы (и, случалось, весьма образованные), тяготевшие к коммунистическим идеям. Но о каком-то систематическом изучении социализма речи, разумеется, не шло. Теперь в Окленде было уже по-другому.

Джек возобновил посещения Публичной библиотеки. К сожалению, его прежнего лоцмана и доброжелателя, Айны Кулбрит, в библиотеке уже не было — она «вышла в отставку». Но появились другие — два Фреда: Фредерик Айронз Бэмфорд и Фредерик Джейкобс. Бэмфорд приходился племянником миссис Кулбрит и попал на место библиографа по ее протекции. Это был исключительно образованный молодой человек, тогда он оканчивал университет, совмещая учебу с работой. Впоследствии стал ученым, профессором, видным философом и филологом. Вероятно, он был заочно знаком с Лондоном, поскольку тот нашел в нем весьма квалифицированного «чичероне» в области социальных учений. С его помощью Джеком были тогда прочитаны и усвоены основные труды Адама Смита, «Социальная эволюция» Б. Кидда, «Критика чистого разума» И. Канта, корпус «Основных начал» Г. Спенсера [105] См.: Haley J. M. Wolf. The Lives of Jack London. P. 77. . Наибольшее влияние на взгляды Лондона оказала недавно изданная и изрядно тогда нашумевшая «Социальная эволюция» англичанина Кидда. Британец сумел очень ловко сочетать, казалось, принципиально не сочетаемое: социальный дарвинизм и вульгарно усвоенное ницшеанство. Очень скоро, но уже в художественной форме, подобный синтез талантливо, а потому и весьма убедительно осуществит Джек Лондон в своих «Северных рассказах».

Племянник миссис Кулбрит был человек сугубо книжный и непубличный. В публичный мир Лондона вывел другой Фред — Фредерик Джейкобс. Он привлек будущего писателя в местный «Дискуссионный клуб имени Генри Клея» [106] Генри Клей (Clay; 1777–1852) — американский юрист, видный государственный и политический деятель, парламентарий; считается одним из самых одаренных ораторов и полемистов в американской истории. . В то время — на рубеже веков — подобные клубы функционировали во многих крупных (и не очень) городах Америки. Их активность была связана с самой эпохой — превращением Америки в промышленно развитое империалистическое государство. Обострившиеся противоречия между трудом и капиталом, экономические и социальные катаклизмы, кризисы, помноженные на демократические традиции, — все это порождало множество подобных дискуссионных площадок.

«Клуб Генри Клея был единственным местом, где собиралась оклендская интеллигенция, — утверждал Ирвинг Стоун. — Членами его были молодые учителя, врачи, юристы, музыканты, студенты, социалисты — этих людей связывал интерес к окружающему миру. Они, как никто другой в Окленде, судили о человеке по уму, а не по платью. Джек посидел молча на одном-двух собраниях, а потом включился в дискуссию. Члены клуба оценили четкий и логичный ход его мыслей, им нравился сочный ирландский юмор Джека, его яркие морские и путевые рассказы, его нашли веселым и интересным собеседником. На них произвела впечатление не только его страстная вера в социализм, но и солидный запас знаний, уже приобретенных им в этой области. А для Джека в этот период важнее всего было то, что он им понравился, что его приняли дружески, как равного. Это теплое отношение помогло Джеку сбросить с себя неловкость и скованность, угрюмое выражение как ветром сдуло с лица. Он высоко поднял голову, он говорил теперь свободно и с исчерпывающей полнотой. Он нашел свое место».

Так это было на самом деле или примерно так — судить трудно. Стоун никогда не стеснял воображения, живописуя жизнь героев своих многочисленных биографических романов. Но он верно подметил, что «для Джека в этот период важнее всего было то, что… его приняли… это помогло ему сбросить неловкость и скованность», обрести аудиторию, если не единомышленников, то наверняка интересных собеседников, лишенных (или почти лишенных) социальных предубеждений.

«Из членов клуба Джеку больше всего понравился тонкий кареглазый молодой человек по имени Эдвард Эпплгарт, юноша из интеллигентной английской семьи, обосновавшейся в Окленде», — писал Стоун. И это мы не можем опровергнуть, хотя большинство биографов полагают, что Эпплгарта и Лондона познакомил Джейкобс — тот учился с англичанином на подготовительных курсах Калифорнийского университета. В романе «Мартин Иден», где Эпплгарт выведен под именем Артур Морз, фигурирует драка с поножовщиной, в которой Иден (Лондон) защитил (спас) юношу. Но это, скорее, «драматургия». Как бы там ни было, эти совершенно разные люди стали приятелями. Эпплгарт ввел Лондона в свой дом, познакомил с семьей — матерью, отцом и сестрой. В романе она выведена под именем Руфь, в реальности ее звали Мэйбл.

«Он <���Мартин> обернулся и увидел девушку, — читаем мы. — Это было бледное, воздушное создание с большими голубыми одухотворенными глазами, с массой золотых волос. Он не знал, как она одета, — знал лишь, что наряд на ней такой же чудесный, как и она сама. Он мысленно сравнивал ее с бледно-золотистым цветком на тонком стебле. Нет, скорей она дух, божество, богиня, — такая возвышенная красота не может быть земной» [107] Пер. С. Заяицкого. .

Описывая Руфь, Джек Лондон описывал Мэйбл. Буря чувств, охватившая Мартина, была литературным отражением тех эмоций, что захватили Джека. Он влюбился — глубоко, истово, безоглядно. Его не смущала разница в возрасте (Мэйбл была на три года старше), тем более что она была такая маленькая и хрупкая, а он такой большой и сильный. Читая роман, трудно не поддаться силе и интенсивности чувств, охвативших героя, не поверить в их реальность. Эти чувства явно были ведомы жене писателя, которая и четверть века спустя, создавая биографию мужа, не смогла скрыть своей ревности к его давней возвышенной любви, ни разу даже не назвав в книге свою соперницу по имени, а величала ее то «Дева Лилия», то «Британская Лилия», то просто — «Дева». Джеку Мэйбл и вправду казалась богиней — в ней все было прекрасно: и голос, и манеры, и блеск глаз, и неземная грация.

«Разумеется, — утверждает Р. Бал троп, — это была любовь к идеалу… Поглощенный мечтой о высокой духовной культуре и утонченности, он нашел в Мэйбл зримое воплощение этой мечты» [108] Балтроп Р. Джек Лондон: человек, писатель, бунтарь. С. 69. . Вероятно, в-немалой степени биограф прав, но все-таки это была и любовь к женщине, которая заставила его не только страдать, но и очень серьезно заняться самосовершенствованием. Кто читал роман, помнит, как чувство к Руфь повлияло на Мартина Идена — на его внешний облик, манеры, речь, интересы. Едва ли влияние реальной «британской девы» было меньше. Но это было влияние духовное, в какой-то мере светское, а вот в интеллектуальном плане на него куда больше влияли вновь обретенные друзья-мужчины и те дискуссии, что разворачивались в их кругу.