Андре Моруа - Дон Жуан, или Жизнь Байрона

Автограф Байрона на одной из колонн древнегреческого храма.

Афины. Монастырь капуцинов. Гравюра Э. Финдена.

Лондон. Сент-Джемс-стрит.

Томас Мур. С портрета Т. Лоуренса.

Сэмюэл Роджерс (поэт-банкир). С портрета Дж. Линнелла.

Джон Меррей II, издатель Байрона.

Байрон. Ок. 1812. С миниатюры Дж. Сэндерса (?).

Палата лордов.

Леди Мельбурн. С портрета Дж. Хоппнера.

Вильям Лэм, лорд Мельбурн. С портрета Т. Лоуренса.

Мельбурн-Хауз. С картины Т. Молтона.

Каролина Лэм в костюме пажа. С портрета Т. Филлипса.

Леди Холлэнд . С портрета Р. Фагана.

Холлэнд-Хауз. Южный фасад. С гравюры П. Деламотта.

Лондон. Здание парламента.

Леди Каролина Лэм на конной прогулке. С картины неизв. художника.

Встреча Байрона и Вальтера Скотта у Джона Меррея. 1815. С картины Л. Вернера.

Обед у Роджерса. 1815. Вокруг стола: Шеридан, Мур, Водсворт, Саути, Кольридж, Вашингтон Ирвинг. Справа от Роджерса Байрон (в профиль). Фрагмент картины Ч. Мотгрэма.

Джейн Элизабет, леди Оксфорд. 1797. Гравюра с портрета Дж. Хоппнера.

Августа Ли. С портрета Т. Вейджмана.

Анна Изабелла (Анабелла) Милбенк. 1812. С миниатюры Дж. Хейтера.

Клер Клермонт. С портрета Амелии Керран.

Леди Фрэнсис Уэбстер. Гравюра с портрета А. В. Дэвиса.

Каролина Лэм в любимом платье с декольте. С гравюры Г. Мейера.

Леди Милбенк, мать Анабеллы. С портрета Дж. Норткоута.

Леди Ноэль Байрон, урожденная Анабелла Милбенк. Гравюра В. Моута с портрета В. Ньютона.

Эльнеби. С литографии Ф. Пика.

Августа Ли. 1817. С портрета Дж. Холмса.

Байрон. 1814. С портрета Т. Филлипса.

Пиккадилли-террас. 1815.

Четырехлетняя Ада Байрон.

Золотое фамильное кольцо Байронов.

Аллегра, дочь Байрона и Клермонт.

Влияние Шелли на Байрона увеличилось за время этого путешествия. Шелли «прописывал ему порции» Вордсворта, которого Байрон избегал читать. Но среди этого окружения, успокоенный и покоренный тишиной озера, он полюбил эту поэзию, где перед ним снова проходила пантеистическая любовь, которая была религией Шелли. Под этим двойным влиянием в его стихах, которые он тогда писал, появились новые для него темы. К суете сует, которая лежала в основе всей байроновской поэзии, примешивались более нежные ноты. Может быть, жизнь все же не целиком была достойной презрения. На берегу этих мирных вод, глядя на эти прекрасные горы, сам Чайльд Гарольд обретал какой-то мир. Одиночество и природа — вот, быть может, секрет счастья, которое он до сих пор считал невозможным.

Форма оставалась байроновской, контуры сохраняли их отчетливую ясность. Но мысль была продиктована Вордсвортом. Этот пламенный резкий голос провел свою борозду в сознании Байрона, и иногда, особенно вечерами, когда небо и земля затихали, Байрон, глядя на отражение звезд в воде и на громадные тени гор, как будто слышал, как вокруг него смутно колеблются доброжелательные и таинственные силы. Но эти ощущения были в нем мимолетны. «Забыть свое Я, раствориться в красоте Всеобщего», — возможно ли это для Великого Эгоиста?