Славчо Трынский - Не так давно

Не видно было и Белчо. Я огляделся. А, вот он! Очутившись на ячменном поле, изголодавшийся конь принялся объедать побеги, не обращая никакого внимания на яростную стрельбу. Как мы его ни звали, как ни приманивали, он и ухом не вел. Рация размеренно покачивалась у него на спине. Нужно кому-то вывести его с поля, но кто решится выйти под град пуль?

— Я схожу, — скромно проговорил Васил Зарков. Он добежал до коня, схватил его за повод и, не успел противник опомниться, отвел Белчо в безопасное место. Рация была спасена. За этот смелый поступок Василу потом, перед строем бригады, была объявлена благодарность.

Чтобы установить связь с другими группами, мы разослали связных. С помощью заранее установленных сигналов они должны были разыскать отставших бойцов и проводить их на сборный пункт. В течение часа собралась почти вся бригада. Отсутствовали только заместитель комиссара бригады Григор Илиев и еще несколько человек. Во время перестрелки они свернули куда-то в сторону. Больше мы их не видели.

Тяжелую рану получила Соня. Пуля чуть не угодила ей в глаз, пробила нос. Из раны хлестала кровь, глаза девушки запали, веки посинели. Оказали ей первую помощь, но очень опасались за ее жизнь. Нужно было оставить девушку у добрых людей.

Неподалеку виднелось село Углярцы. Оно готовилось ко сну. На улицах — ни души. Притихли и сельские собаки, но кое-где в окнах еще мерцали огоньки.

Бригада собралась на крошечной площади. Я отдал распоряжения, какому батальону в какой махале располагаться на ужин, определил час и отправной пункт следующего перехода. Нашли мы и надежного, по общему впечатлению, человека, у кого можно оставить Соню. Подробно рассказали ему, как ее лечить, поручили беречь пуще глаза. На всякий случай предупредили, что за ее жизнь он отвечает собственной головой. Скажу сразу, что ему не удалось уберечь девушку.

Для ужина и заготовки провизии на следующий день бойцам понадобилось несколько часов. До полуночи все должны были поесть и собраться на площади. К назначенному сроку не пришли только командир второго батальона Георгий Гоцев и его связной Алеша. Мы пытались их искать — безрезультатно. Никто не знал, в каком именно доме они ужинали и куда подевались. Пришлось отправляться без них. Тем более, что погода портилась: того и гляди хлынет дождь. По намеченному плану, нам предстояло добраться до густого леса и там переждать день. Ну а если выпадет туман, тогда можно будет продвинуться до села Верхняя Козница.

Не успели мы выйти из села, начался дождь. И не какой-нибудь, а проливной. Промокли все до костей, а дорогу так развезло — на ногах не удержаться. К тому же еще и тьма кромешная. Никто никого не видит. Связь поддерживали только сигналами. Бойцы то и дело падали в грязь, поднимались ворча и медленно карабкались дальше в гору.

Наконец рассвело, и — какое разочарование! Столы ко сил положили, измотались, а село вон оно — всего километра на три отошли. Дождь кончился, но опустился густой туман. Только он из всех природных стихий и оказал нам помощь — незамеченными мы втянулись в лес, а потом продолжили переход. Здесь, к счастью, бескрайние леса. Целый день шли без опаски. Лишь к вечеру бригада достигла окрестностей села Верхняя Козница. Дождались, пока стемнеет, и тогда спустились на равнину. Нужда заставила нас взять проводником первого встретившегося крестьянина.

Ночь выдалась не слишком темная. Слабо светила луна — нам это на руку: и противнику трудно нас обнаружить, и у нас есть возможность маневрировать. Да и местность до реки Джерман удобная. Но все равно пришлось прошагать много и быстро, так что бойцы порядком устали. Уверен, что все оставшиеся в живых партизаны крепко запомнили эту ночь. То была даже не ходьба, а скорее бег. Тех, кто не имел тренировки, он просто выматывал. Число отстающих непрерывно росло. Я пробовал им помочь, но ведь много их, да и мои силы тоже не беспредельны. Мы, командный состав, никогда толком не отдыхали. Пока другие спят или сидят, отдыхая, нам нужно организовать разведку, позаботиться о питании бойцов, наметить план дальнейшего движения, предусмотреть условия, в которых, возможно, придется вести бой. Так что мы по несколько суток проводили без сна, на ногах.

Усталость по-разному действует на бойцов. Одни устают только физически, а у других в такие минуты падает настроение, возникают еще и всякие тягостные мысли. Если первым стоит лишь немного перекусить, и они снова полны сил, готовы двигаться дальше, то вторые, павшие духом, решаются и на дезертирство. Вот и в ту ночь мы не досчитались нескольких человек.

В этой связи хочется особо подчеркнуть, с какой необыкновенной стойкостью и упорством держались наши партизанки. Ни у одной и мысли не возникло сбежать или сдаться врагу. Хотя многие из них физически были гораздо слабее, я бы даже сказал, истощеннее мужчин, — они все без исключения выстояли в самых тяжких испытаниях и невзгодах.

Ускоренный марш той ночи у многих бойцов вызвал недовольство. Люди начали нервничать, раздавались голоса, что пора сделать привал, но командование точно рассчитало время и расстояние и настойчиво стремилось вывести бригаду к Рильскому массиву. От этого зависела ее судьба. Опоздание подвергало бригаду страшному риску: ведь не из добрых побуждений враг отовсюду стягивает силы в этот район. Поэтому мы не обращали внимания на росу, обильно смочившую посевы и траву на лугах, быстро, не особенно выбирая, где помельче, переходили вброд речки, не замечали густой пыли, окутывавшей нас на проселках, не слышали ворчания уставших до изнеможения партизан. Мы почти бежали, как одержимые, все вперед и вперед — к Риле. Наверное, никто и никогда еще не стремился так к этому суровому и гордому массиву, как мы в ту ночь, надеясь найти в тамошних дебрях приют и хоть немного покоя. Но увы, Рила оказалась такой негостеприимной!

— Эх, товарищ командир, мочи уж нет! Будет ли конец этой дьявольской гонке? — спросил Георгий Стаменов из села Радово.

— Еще немного, Георгий, совсем немного. Зажми душу, держись! — ответил я.

— Да я и так всю дорогу ее зажимаю, эту проклятущую душу, а теперь уж не получается. Ни душа больше не выдерживает, ни ноги.

Я подхватил его под локоть: «Давай опирайся! Легче будет идти…» Всячески пробовал его подбодрить, но он совсем изнемог. Только его отпущу, он тут же садится, а коли сел, и вовсе отстанет. Несколько раз я его поднимал, вместе догоняли колонну, но ведь он — не единственный. Вон стонет партизанка, бледная, как полотно, жалуется, что болит у нее справа под ребрами, сил никаких не осталось. Пришлось и возле нее задержаться — пошла и она, с огромным трудом.

— Ну что, подходим? — спрашивали друг друга бойцы.