Майя Кучерская - Лесков: Прозёванный гений

«Захудалый род» неожиданно оборачивается апологией русского родового дворянства, чей стержень – нравственное совершенство, благородство, уверенность в необходимости постоянных душевных усилий, направленных на приумножение добра в мире. Это дворянское достоинство, слитое с христианской добродетелью, определяется не только древностью и знатностью происхождения, но и величием поступков:

«Уважая род как преемство известных добрых преданий, которые, по ее мнению, должны были служить для потомков побуждением беречь и по мере сил увеличивать добрую славу предков, княгиня отнюдь не была почитательницею породы и даже довольно вульгарно выражалась, что “плохого князя и телята лижут; горе тому, у кого имя важнее дел его”» 643.

Вот описание изображения Варвары Никаноровны в молодости, созданного, как указывает рассказчица, известным художником Лампи (очевидно, Иоганном Баптистом Лампи-старшим, модным живописцем, прославившимся парадными портретами русской аристократии по преимуществу Екатерининской эпохи):

«Портрет писан во весь рост, масляными красками, и представляет княгиню в то время, когда ей было всего двадцать лет. Княгиня представлена высокою стройною брюнеткой, с большими ясными голубыми глазами, чистыми, добрыми и необыкновенно умными. Общее выражение лица ласковое, но твердое и самостоятельное. Опущенная книзу рука с букетом из белых роз и выступающая одним носочком ботинки ножка дают фигуре мягкое и царственное движение» 644.

Судя по косвенному свидетельству в письме Лескова И. С. Аксакову от 23 марта 1875 года 645, образ княгини был создан с оглядкой на племянницу писателя К. П. Масальского Настасью Сергеевну, которую Лесков посещал в отрочестве: та «совмещала благородство с простотою и разум со снисхождением; она соединяла вкупе разлученные неравенством, якобы все были равны во имя всех создавшего Бога» 646. Видимо, Варвара Никаноровна имела и литературных предшественников: довольно очевидны в ней черты Марфы Тимофеевны из тургеневского «Дворянского гнезда» – своенравной, но прямой и честной барыни, и, конечно, Татьяны Марковны Бережковой, высоконравственной и властной «столбовой дворянки» из «Обрыва» (1869) Гончарова, бережно хранившей патриархальные устои в своей усадьбе Малиновке (с автором, кстати, Лесков был в самых добрых отношениях) 647.

Начиная знакомство читателей со своей героиней через описание ее портрета маслом, Лесков, возможно, бессознательно указывает на метод, применяемый им в хронике. «Захудалый род» – это череда великолепных по исполнению и психологической тонкости портретов членов семьи, связанных между собой невесомыми, иногда почти условными сюжетными нитями. Событий поворотных, узловых здесь так немного, что сюжет «Захудалого рода» можно пересказать несколькими предложениями. Попробуем это сделать.

Княгиня Протозанова в войне 1812 года потеряла любимого мужа, с которым прожила счастливо не менее десяти лет. Окруженная близкими людьми, она растит в своем поместье двоих малолетних сыновей, дочь Анастасия учится в Смольном институте. Варвара Никаноровна отправляется за ней в Петербург, где получает предложение руки и сердца от соседа по имению, пятидесятилетнего графа Василия Александровича Функендорфа, крупного вельможи. Граф, названный именем ненавистного гимназического учителя, настолько одержим идеей соединить собственные угодья с тучными протозановскими, что, получив от княгини отказ, вскоре женится на ее дочери, вчерашней институтке. Княгиня находит подрастающим сыновьям воспитателя – Мефодия Мироновича Червева, в прошлом профессора семинарии, а ныне полуопального чудака, подлинного христианина. Крупных событий в хронике всего несколько: гибель на войне супруга княгини, ее отъезд в Петербург, свадьба дочери, встреча с Червевым. Мелких происшествий – комичных, трагичных, важных исключительно для их участников – здесь, как и в «Соборянах», значительно больше. Но и они служат одной цели: рассказать про людей, каких давно нет и уже никогда не будет. Дурных людей среди обитателей Протозанова – ни одного.

Точнее, главные герои «Захудалого рода» не совсем люди – скорее, монументы, до того они величественны и картинны. Лесков выводит их на сцену постепенно, одного за другим, от эпизода к эпизоду всё тщательнее прописывая облик каждого. Первым в этой торжественной череде является Патрикей Семенович Сударичев, камердинер князя.

Это он провожает князя на смертный бой и в последний путь, привозит молодой, ожидающей ребенка княгине весть о героической гибели супруга. В благодарность за верную службу мужу княгиня дает Патрикею вольную и даже дарит пустыньку, но тот не желает принимать дар и «забывает» вольную в ящике передней, где она и лежит 40 лет до самой его смерти, а потом бережно хранится в семейном архиве. Его призвание – служить: «…он по натуре был фанатик рабской преданности и твердый консерватор старых порядков» 648. Излагающая историю своего рода внучка княгини Вера Дмитриевна Протозанова, за спиной которой укрылся Лесков, замечает:

«Охотник мечтать о дарованиях и талантах, погибших в разных русских людях от крепостного права, имел бы хорошую задачу расчислить, каких степеней и положений мог достичь Патрикей на поприще дипломатии или науки, но я не знаю, предпочел ли бы Патрикей Семеныч всякий блестящий путь тому, что считал своим призванием: быть верным слугой своей великодушной княгине.

– Ее раб, – говорил он, – и ее рабом я умру.

И он так и сделал» 649.

Патрикей, словно истинный патриций, не просто красив, солиден; он, как почти все здесь, необыкновенно театрален: каждый жест его имеет такие законченность и значение, будто исполнен на сцене. Вот как сдержанно, скупо и выразительно ведет себя верный слуга в скорбной ситуации:

«Жестоко израненный трубач выскочил и привез с собой Князеву голову, которую Патрикей обмыл, уложил в дорожный берестяной туес и схоронил в глубокой ямке, под заметным крушинным кустом» 650.

Однако и прислуживает за столом он с благородным величием (тут княжна передает слово своей наперснице Ольге Федотовне):

«Ах, как он разливал! то есть этак, я думаю, ничего на свете нельзя так красиво делать! Рука эта у него точно шея у лебедя гнется: нальет, и передает лакею тарелку, и опять возьмет: всё красота.

Окончив разливанье, которым так любовались художественные натуры села Протозанова, Патрикей Семеныч сходил с возвышения и становился за стулом у бабушки, и отсюда опять продолжал давать молча тон мужской прислуге и служить предметом восторгов для наблюдавших за ним из своего секрета женщин» 651.

Патрикей – воплощенная преданность и почитатель доблестей древнего рода, которому служит.