Майя Кучерская - Лесков: Прозёванный гений

И вот она – черная метка.

«Меня очень интересуют следующие два вопроса: 1) Найдется ли теперь в России – кроме “Русского вестника” – хоть один журнал, который осмелился бы напечатать на своих страницах что-нибудь, выходящее из-под пера г. Стебницкого и подписанное его фамилиею? 2) Найдется ли в России хоть один честный писатель, который будет настолько неосторожен и равнодушен к своей репутации, что согласится работать в журнале, украшающем себя повестями и романами г. Стебницкого? – Вопросы эти очень интересны для психологической оценки нашего литературного мира» 383.

Все эти безжалостные напутствия знаменитого критика, по счастью, не сбылись, хотя репутация автора, едва ступившего на литературную стезю, была действительно уничтожена на долгие годы. «Двадцать лет кряду, – писал Лесков в статье «О шепотниках и печатниках», – такое же гнусное оклеветание нес я, и оно мне испортило немногое – только одну жизнь… » 384Узнав, что в гостях ожидается Лесков, многие отменяли посещение. «При моем появлении в обществе люди брали шапки и уходили вон; в ресторанах нарочно при мне ругали автора “Некуда”» 385. «Руган и оклеветан», – писал и говорил Лесков по разным поводам на протяжении всей жизни 386.

И никак не мог отпустить свое несчастное детище.

Он возвращался к «Некуда» снова и снова, пытаясь объясниться с читателями, уточнить, что на самом деле имел в виду [78] Письменно Лесков высказывался по поводу романа в опубликованном в «Библиотеке для чтения» (№ 12 за 1864 год) «Объяснении (По поводу романа “Некуда”)», в подарочной надписи П. К. Щебальскому от 18 апреля 1871 года, в письме И. С. Аксакову от 9 декабря 1881 года, в упомянутой статье «О шепотниках и печатниках» (1882), в «Авторском признании» (1884), в письме М. А. Протопопову от 23 декабря 1891 года. . Каждая новая версия несколько отличалась от предыдущих.

В самом первом «Объяснении», напечатанном сразу по завершении публикации романа, Лесков утверждал, что «все лица этого романа и все их действия есть чистый вымысел, а видимое их сходство (кому таковое представляется) не может никого ни обижать, ни компрометировать» 387. На самом деле, наоборот, и лица мгновенно узнаваемы, и саркастические портреты очень обидны для прототипов.

В зрелые годы он всё же признал, что «роман представляет многие действительные события, имевшие в свое время место в некоторых московских и петербургских кружках» 388, и что это отчасти «исторический памфлет», в котором он «описал слишком близко действительность» 389. В одном из последних его высказываний о романе, зафиксированном писателем и литературоведом А. И. Фаресовым, уже и вовсе нет никакого смущения – только спокойная писательская гордость: «Ароманом “Некуда” я горжусь и считаю его в русской литературе самым верным романом о 60-х годах. Теперь, стариком, я удивляюсь, как это меня хватило разобраться в то горячее время и безошибочно предсказать, на какой почве выросли нигилисты и чем они кончат. Но у меня всё-таки есть свои Райнеры и Бахаревы, которых не купишь ничем. В русской литературе я один дал таких верных людей, а меня за них десятки лет позорили и инсинуировали» 390.

В самом конце жизни в интервью театральному критику и журналисту Виктору Протопопову Лесков сделал еще одно признание: «Первый свой серьезный труд – “Некуда” – я написал, повинуясь какой-то органической потребности протестовать против злоупотреблений идеею свободы, что тогда практиковалось многими» 391.

Как видим, Лесков до конца жизни продолжал отстаивать «Некуда», потому что был убежден: роман этот не сводится к «тенденции», в нем действительно скрывалось много иного, замечательного – от русских пейзажей и картин провинциальной жизни до прозрений о будущем России, от матушки Агнии и староверов до симпатичных нигилистов. Но всё это совершенно померкло на фоне «снимков».

Эхо общественного негодования звучало после выхода «Некуда» еще несколько лет. Новое оживление вызвало отдельное издание романа в 1867 году, и до начала 1870-х журналы не могли угомониться. В 19-м номере «Искры» за 1871 год Лесков вновь появился в шарже Дмитрия Минаева «Некуда деваться» с саморазоблачительным признанием, что сблизиться с «левой стороной» теперь не может:

Постепенно гневный шум утих и как будто совершенно растворился вместе с эпохой. И всё же осадочек остался навсегда.

Многие не простили Лескову «Некуда» и после его смерти. И даже в самый день ее, 30 лет спустя после выхода романа в свет, могли спокойно произнести, как, например, журналист и народник, сотрудник издательства «Посредник» Лев Никифоров: «Хорошо сделал, что умер» 393.

В середине 1870-х – начале 1880-х годов Лесков попытался написать продолжение «Некуда» – роман «Соколий перелет». «Я хочу показать, где русские передовые люди поднялись и где они сели» 394, – говорил он, обращаясь к той же метафоре, которой завершалась финальная сцена «Некуда». Но работа так и не была завершена:

«В романе я хотел изобразить “перелет” от идей, отмеченных мною двадцать лет назад в романе “Некуда”, к идеям новейшего времени. Каков бы показался в этом общественном значении роман “Соколий перелет”, я не знаю; но я хорошо знаю, что он не пошел бы в тон нынешнему взгляду на литературу, и во что бы то ни стало я останавливаюсь. Останавливаюсь просто потому, что – верно или неверно – я нахожу эту пору совершенно неудобною для общественного романа, написанного правдиво, как я стараюсь по крайней мере писать, не подчиняясь ни партийным, ни каким другим давлениям» 395.

В итоге послесловием к «Некуда» оказался роман «На ножах», который и стал «страшной местью» Лескова обидчикам. Правда, сам он это отрицал и в разгар работы над романом писал Суворину, что мошенничество примкнуло к нигилизму так же, как примыкает к любым другим направлениям, но не было его следствием:

«Я не мщу нигилизму за клевету мерзавцев и даже не соединяю их воедино в моей голове. Я имею в виду одно: преследование поганой страсти приставать к направлениям, не имея их в душе своей, и паскудить всё, к чему начнется это приставание. Нигилизм оказался в этом случае удобным в той же мере, как и “идеализм”, как и “богословие”, – в этом Вы правы» 396.

Пока же, в середине 1864 года, он был раздавлен – и тем, что выход апрельской и майской книжек «Библиотеки для чтения» задержан цензурой из-за «Некуда» (печатание было разрешено только после внесения правки, 20 июня), и поднимающейся волной проклятий в его адрес.