Юрий Соколов - Пока живы — надо встречаться

— Да уймите же его! — слышится чей-то истерический голос.

Зашевелились, заворочались, почесываясь, соседи по нарам. Резкий запах клопов, гноящихся ран вернул Сусанова к действительности.

На третьем этаже, в коридоре, облокотившись о подоконник, «дежурный», сухонький болезненный человек, напряженно всматривался во мглу лазаретного двора, когда до слуха его донесся отдаленный собачий лай. И вот он увидел, как со стороны третьего блока темноту прорезали лучи фонарей. Он метнулся к комнате Лопухина, дважды стукнул в дверь:

— Идут, иду-ут!

Лопухин лежал не раздеваясь, только снял сапоги. Он встал, обулся, подошел к окну. Чертыхаясь и кляня всю фашистскую нечисть, вскочил и Кузенко. Оба спустились на первый этаж.

Не спали и ночные дежурные. Выходили из комнат врачи, фельдшеры, санитары. Все замерли в ожидании, прислушиваясь к лаю овчарок.

Старший полицай Копейкин уже отомкнул дверь.

— Ахтунг! — выкрикнул он.

В ройном гудении казарменного зала послышался чей-то нервный смешок, ругательства, стукотня деревянных колодок — шлер.

Десяток эсэсовцев с собаками на поводках и автоматами вбежали в блок. За ними — лагерные полицаи.

Немцы зажгли полный свет. В блок вошел фельдфебель Вальтер Срока. Врачи переглянулись, некоторые побледнели. Появление этого гитлеровца обычно сопровождалось надругательствами и побоями. Лопухин, с трудом преодолевая брезгливое чувство, избегал попадаться фельдфебелю на глаза, но теперь Срока, изрыгнув немецкое ругательство, шел сам прямо на него.

— Unter ihrem Block wird graben [4] Из вашего блока идет подкоп (нем.) . , — заявил он, вглядываясь в лицо молодого русского врача, надеясь уловить в нем признаки страха или смятения.

Роман Лопухин почувствовал, как все, сжалось внутри.

Поначалу Лузгину показалось, что ему устраивают «темную». Подобный самосуд — обычное явление над ворами и мародерами. Он скорчился в ожидании тумаков, но его не стали бить, а вытолкнули за дверь и куда-то повели.

Только в камере сняли с головы мешок. Сухопарый офицер с молниями в петлице, с деревянным, ничего не выражающим лицом сосредоточенно чистил ногти.

Хромой Джевус неторопливо приблизился к Лузгину. От леденящего взгляда узких глаз у того побежали мурашки по телу. Нет, о нем не забыли. Остерегаясь ударов, он пятился до тех пор, пока не уперся бедром в стоявшую в углу бочку, изогнулся, загораживаясь рукой от Джевуса, но тот ловко сгреб его мертвой хваткой за шиворот.

— Так что ж, напомнить, зачем тебя послали во второй блок? — почти ласково спросил Джевус, обнажая в усмешке крупные желтые зубы.

Лузгин только успел рот открыть, как Джевус с силой окунул его голову в бочку, наполненную человеческими испражнениями.

— Да, да, — судорожно закивал Лузгин, когда Джевус ослабил руку, и, пересилив приступ тошноты, выдавил из себя: — Та-ам ч-что-то и-есть, н-н-о-о что-о? Пока не ясно.

Джевус отшвырнул его в угол к умывальнику. Лузгин стал поспешно мыть лицо и, заикаясь, говорил о своих подозрениях, о том, что блок напоминает ему чемодан с двойным дном. Но говорил Лузгин сбивчиво, а сухопарого офицера с молниями в петлице интересовали подробности, имена и фамилии. И по тому, как сухопарый смотрел на него, Лузгин понял, что в данной ситуации его ни бить, ни пытать пока больше не будут.

— В блок войдешь вслед за солдатами, — сказал Джевус. — Да смотри, чтоб никто не знал о твоем отсутствии. И помни! — пригрозил он ему своим увесистым кулаком…

Когда солдаты вбежали в коридор первого этажа, по темной лестнице, неслышно ступая на ребра ступенек, поднимался к чердачной двери Лузгин.

Пробираясь на ощупь по темному чердаку и спотыкаясь о балки, он вдруг почувствовал себя несчастным и одиноким, с душевной тоской подумал: «Я пропал Окончательно запутался». Но, спустившись по лестнице другого крыла на свой этаж, он уже как ни в чем не бывало вошел в общую палату в тот самый момент, когда все ходячие больные строились в центральном проходе в две шеренги.

Лопухин почувствовал, как кровь бросилась ему к лицу. Ему стоило больших усилий, чтобы выслушать спокойно угрозы и ругательства и сдержанно ответить:

— Искать ваше право, господин фельдфебель. Но в блоке инфекционные заболевания. Ваши люди подвергнут себя опасности.

— Искать! — гаркнул немец и стал отдавать распоряжения солдатам и полицаям.

По крутым осклизлым ступеням, стуча сапогами, немцы спустились в большое подвальное помещение с высоким потолком, с неисправными котлами, с трубами теплоцентрали вдоль стен.

— По низам ищут, — шепнул Кузенко Лопухину, когда эсэсовцы планомерно, скрупулезно, метр за метром обследовали стены и пол котельной.

Осмотрели и насосную комнату, где теперь размещалась столярка, и смежное с ней помещение бойлерной, заваленное грязными досками от сломанных нар. И невдомек было немцам, что в том самом месте, куда поверху уходят за кирпичную стенку паропроводные трубы, находится тот самый коллектор, по которому скрытно пробирались подпольщики в свое «метро». Задержав взгляд на груде досок, один из эсэсовцев брезгливо сплюнул, стал подниматься наверх. За ним последовали остальные. В мертвецкую эсэсовцы только заглянули, осветив фонариками трупы, и подались назад.

Пока полицаи лазали в большой палате под койками, отыскивая что-либо подозрительное, эсэсовцы обшарили все комнаты первого этажа. Перерыли, перетрясли кладовую. И куда бы они ни заходили, везде выстукивали пол, стены.

На очереди была раздаточная. От одного подпольщика к другому передавалось ощущение опасности по мере того, как гитлеровцы приближались к этой комнате.

Верзила эсэсовец распахнул дверь и с двумя солдатами вошел в нее. Комната была вся в дыму. Стоя на коленях перед печью, Харитон со всей мощью своих легких дул в нее, безуспешно пытаясь разжечь сырые дрова. Он так был занят растопкой, что, казалось, не замечал вошедших.

Эсэсовец пнул его в бок сапогом.

— Руссише швайн, почему нет порядка?

Вместо ответа Харитон лишь поднял слезящиеся глаза. Закашлявшись от едкого дыма, гитлеровец хлестнул Харитона кожаной плеткой и поспешил из комнаты. За ним, кашляя, выскочили и солдаты.

В главных проходах обеих палат на втором этаже были построены ходячие больные, а в коридорах — врачи, фельдшеры и санитары. Расхаживая перед строем, фельдфебель разглагольствовал о том, что великая Германия нуждается в рабочей силе. А здесь много здоровых людей. Они помогут завершить войну с большевиками.

— Скоро будет выписка на строительство оборонительных сооружений, — пообещал он напоследок.

Налет и обыск закончились ничем. Когда двери блока вновь были заперты полицаем, Лопухин долго еще ходил по коридору третьего этажа.