Николай Чехович - Дневник офицера: Письма лейтенанта Николая Чеховича к матери и невесте

Пиши больше о своей жизни. Меня очень все интересует. Как только получу фото, пошлю тебе, если выйду более или менее прилично. Надо кончать. Признаться, перечитывая письмо, нахожу его довольно бессвязным, — да это и понятно. В голове масса мыслей, все хочется написать, но все не уместишь: невольно перескакиваешь с одной на другую.

30 октября 1943 г.

Здравствуй, мама!

Я жив и здоров. Живу довольно хорошо. Почему довольно? Очень уж трудно далась последняя неделя. Встаешь в 5 часов и ведешь людей на работу. Обратно возвращаешься уже затемно. Итти приходится километров за двенадцать в одну только сторону, а грязь здесь такая, какой я не видал еще в жизни. Сапоги терпели, терпели и не выдержали. Теперь чиню чуть ли не ежедневно, и все равно текут. Надеюсь, что вместе с зимним обмундированием, может быть, выдадут сапоги.

Мне иногда вспоминаются твои слова: «Коля, смотри не промочи ноги, а то простынешь!» Не раз приходилось не только ноги, а вообще вымокнуть от носа до пят, да вдобавок в таком виде проводить на открытом воздухе по нескольку дней. Но я не унываю. Почти всегда весел, часто пою песни. Часы, твой подарок, все еще идут. Иногда капризничают, но у меня выработался к ним особый подход, так что пока ничего. Хорошо, что я сделал их светящимися. Это пригодилось мне здесь.

5 ноября 1943 г.

Здравствуй, мама!

Получил твое письмо с адресом Юры. Спасибо. Как мне хочется вернуться домой! Особенно сейчас, когда из твоих писем я узнал всю тамошнюю жизнь. Но, несмотря на то, что я люблю жизнь, все окружающие уверены, что я ею нисколько не дорожу. Происходит это потому, что, во-первых, я крепко держу себя в руках и, во-вторых, как говорится, научился воевать. Сейчас вспоминаю свое поведение первые месяцы войны, — верно, не сравнить с теперешним. Много значит опыт. Тем более у меня выработана привычка все изучать и из всего извлекать для себя пользу. И это позволяет мне пройти там, где не могли пройти другие. Конечно, все дело случая, но и голова на плечах должна быть. Посмотрю, что будет дальше. Будь уверена, что не уроню чести своих родителей. Если суждено, то вернусь, а если нет, то, что же, — не я первый. Сейчас подходят праздники. Поздравляю тебя с годовщиной Великой Октябрьской революции. Надеюсь, что хоть по случаю такого знаменательного дня мы что-нибудь предпримем насчет фрицев. Очень надоело сидеть в бездействии и заниматься только работой.

Мама, если со мной что-нибудь случится, ведь я не бронированный, то напиши Шуре — она замечательная девушка. Я еще не встречал такой. Пишет часто. Когда почему-либо от меня дней пять нет писем, очень беспокоится. Правда, я тоже так. Хотелось бы встретиться с ней.

Мама! Имеешь ли ты какие-нибудь льготы? Жаль, меня там нет. Много я помог бы тебе, особенно сейчас, первое время в Москве. Насчет света: если он слаб во всем доме, то плохой контакт на столбе, а если у нас одних, то в пробках или проводке.

Пока кончаю. Пишу в траншее во время работы. Писать паршиво: кругом вода и глина. Весь вымазан ею с головы до ног.

До свидания. Целую.

Обо мне не беспокойся. Береги себя. Юре послал письмо. Дождусь ли ответа?

Ноябрь 1943 г.

Дорогая Шурочка!

Сейчас сидел, читал книгу, и не знаю, подействовала ли обстановка (потрескивают в печурке дрова, тускло горит коптилка, тихо, доносится дыхание спящих бойцов), или встретившееся в книге имя Шура, но только так захотелось повидать тебя, поговорить с тобой хоть несколько минут! Я, не задумываясь, отдал бы год жизни за минуту свидания с тобой. Когда придет тот счастливый день, что я скажу тебе: «Здравствуй, Шурочка!» и пожму твою руку, а может быть…

Кажется, уже не долго ждать, дни летяг, как минуты, но хочется еще быстрее. Какими словами передать то нетерпение, с каким ожидаешь дня встречи!

Конечно, ты без слов все понимаешь. Да, наверно, и сама чувствуешь то же. А потому заканчиваю это отрывочное письмо. Написал я его неожиданно для самого себя. Не знаю, послать ли? Пожалуй, пошлю. Пойми, милая, все чувства, которые я вложил в него.

Крепко жму твою руку.

8 ноября 1943 г.

Здравствуй, мама! Спасибо, что часто пишешь. Мне очень интересно все, как там у вас. Тяжело тебе приходится, и я не могу ничем помочь. Сейчас свободный час выдается редко. У меня все хорошо: не беспокойся. Одет тепло: фуфайка, нагельное белье, ватные брюки, гимнастерка, меховая безрукавка, телогрейка, шинель. Шапку, правда, дали очень некрасивую, так что пока предпочитаю носить фуражку. До праздников все время работали на передовой. Сегодня второй день отдыхаем.

Крепко досталось, особенно нам, командирам. Бойцы не каждый раз ходили на работу: то ботинок порвется, то ногу натрет, то в баню пойдут. А нас заменить некем. Я здорово, до крови стер ногу (очень плохо отремонтировал сапоги) и все-таки ходил. Даже ни разу не заявил никому. Итти все равно ведь надо. Стиснешь зубы и идешь так, что бойцы едва поспевают.

Сейчас наступила реакция. Как лег в 8 часов вечера, так проснулся только в 11 утра. Зато проснулся бодрым, свежим. Разделся до пояса, пробил в воронке лед, основательно вымылся. Первый раз за весь месяц, наконец, отскреб всю глину с обмундирования.

Чувствую себя прекрасно. Я снова готов идти куда угодно. Пожалуй, в таком настроении я ни секунды бы не задумался, если бы мне нужно было перебежать нейтральную зону и забросать фрицев гранатами. Ты знаешь, у меня и раньше бывало «воинственное настроение». Это только показывает, как немного надо, всего два дня отдыха, чтобы полностью восстановить свои силы. В общем у меня все хорошо. Беспокоюсь о тебе.

9 ноября 1943 г.

Здравствуй, дорогая Шура! Получил сегодня твое письмо. Пользуясь тем, что дежурю по части, спешу ответить. Если бы не дежурство, то наверняка в один вечер ответить не успел бы. Наше свободное время уплотнили до чрезвычайности. Вечером конспекты и подготовка к занятиям. Днем на занятиях тоже не напишешь. Все занятия в поле. Удивительная в этом году зима. Никогда еще не приходилось встречать мне такую мягкую зиму. Правда, в этой области я встречаю зиму первый раз. Может быть, здесь всегда так, но, наверное, этот год везде одинаково. Из Москвы мне пишут, что там тоже не поймешь: зима или весна наступает. Такая мягкая погода может быть очень приятна в городе, но нам не совсем улыбается. Под снегом — незамерзшая вода, и часто то один, то другой возвращается домой, провалившись по пояс в воронку.

Каждый день лыжные занятия. Я очень люблю спорт, особенно зимний — лыжи, коньки. В Москве бывало каждый выходной уезжал в парк. У нас там большой парк, граничащий одной стороной с Сельскохозяйственной выставкой, а другая уходит в леса Московской области. А еще больше любил забрать коньки и к вечеру поехать на каток в ЦПКО имени Горького. Сколько удовольствия мчаться по зеркальной поверхности льда, сверкающего в лучах прожекторов! Все аллеи парка превращены в ледяные дорожки. Устанешь кружиться на шумном центральном катке, и уносишься по аллее в сумрачную глубину парка. Повторятся ли когда-нибудь такие вечера? Как хотелось бы мне провести такой вечер с тобой! Вместе с тобой рука об руку скользить по зеркальной поверхности льда. Или итти на лыжах в ясный солнечный день по парку, где, покрытые серебристым инеем, как в сказке, стоят деревья. Один бы такой день или вечер! А потом я с усмешкой пошел бы даже навстречу верной смерти. Как много значит для человека любовь! Никогда прежде до знакомства с тобой я не знал и не переживал этого.