Николай Чехович - Дневник офицера: Письма лейтенанта Николая Чеховича к матери и невесте

Знаешь, Шурочка, часто, когда перечитываю свои письма, у меня возникают такие мысли: не думаешь ли ты, что я часто довольно образно описываю события своей жизни, только, как говорится, «для красного словца». Надеюсь, что нет. Ты, конечно, понимаешь, что в условиях военной жизни от души поговорить с любимым другом, даже через письма, — большое счастье. Ведь всегда очень хочется передать свои мысли и чувства как можно ближе к действительности. А это не так-то легко сделать через мертвую бумагу письма. Но я думаю, что ты в моих письмах, так же как и я в твоих, между строк понимаешь больше, чем написано в строках. Пожалуй, надо кончать. Хотя мыслей в голове столько, что не описать и в десяти письмах.

До свидания. Крепко жму твою руку.

12 ноября 1943 г.

Мама, у меня все хорошо. Вода кончилась. Все замерзло. До чего я этому рад. Скорей бы выпал снег, встанем на лыжи. Как хорошо ты описала 7 ноября! Я так живо представил всю привычную картину встречи праздника у нас дома! У меня, конечно, все было по-другому. Ночь перед праздником нес вахту на передовой. Ночь прошла спокойно. Фрицы, наверное, боялись нос высунуть из своих щелей. Полюбовался зрелищем, пожалуй, более грандиозным, чем салют в Москве. Это салют нашей артиллерии и «катюш». В темноте ночи на одном конце горизонта вдруг начинают вылетать один за другим огненные клубки и раздается характерный скрипящий звук. Клубки тают в небе, а у фрицев начинают вырастать огромные фонтаны огня. Земля колышется, как кисель, от мощных взрывов. Невесело в такой момент фрицам. Если к этому прибавить разноцветные струи трассирующих пуль, перелетающих в воздухе, и ракеты всех цветов, то можешь себе представить, как интересно любоваться таким зрелищем. Это, пожалуй, поинтересней, чем фейерверк в парке в выходной день.

Днем 7-го с утра меня вызвали в старое расположение на кросс. День был великолепный.

Времени в запасе было много. Погулял в прифронтовом городке, сходил в кино. Направился на кросс. Три километра прибежал в 13 минут 40 секунд. Сапоги очень тяжелы: трудно бежать. В общем праздник провел как нельзя лучше. Наслаждался полной свободой: никто никуда не направляет, не вызывает, ни о чем не заботишься. Давно у меня не было такого времени. Три ночи спал раздевшись!

После праздников опять будни. Опять работа на переднем крае. Вчера работали последнюю ночь. И, как бывает, не повезет человеку. В последнюю ночь, в последнюю минуту перед уходом погиб от шальной пули мой помощник. Я стал разговаривать с ним в траншее, и вдруг он захрипел и опустился на дно траншеи. Пуля попала в голову. Сколько раз около меня падали люди, и все же до сих пор не могу спокойно видеть такую смерть. Я был просто потрясен. Как я ненавижу виновников всех ужасов войны! Как хочется отомстить! Весь остаток ночи я провел, поливая из автомата позиции немцев, в надежде, что хоть одна из всех пуль, может, где-нибудь пристукнет гада.

До свидания. Привет родным и знакомым. Целую крепко.

16 ноября 1943 г.

Мамочка! Дела у меня идут хорошо. Сегодня дежурю по части. Пришлось порядочно полазить по столбам, зато вечером, после коптилки, электрический свет был для нас праздником. Наши, офицеры на радостях качали меня. Чуть потолок не сломали моим грешным телом. А я вспомнил нашу квартирку. Как ты была довольна, когда я электрифицировал ее.

Ты пишешь о том, как живет Игорь. Призадуматься заставило меня то, что ты пишешь. Прямо удивительно, как ловко сумел он «окопаться» в тылу. Помню, в начале войны, как много он говорил красивых слов. Пошел добровольцем тоже в виде красивого жеста, а как услышал первые взрывы, так и хвост поджал. Я напишу ему письмо, — пусть знает, что я думаю о нем.

Если я останусь невредим, то больше всего надеюсь пойти учиться в Военную академию. За это время я успел полюбить военную службу. В общем ничего загадывать не хочу. Жизнь покажет.

Здравствуй, Игорь! Вчера с удивлением узнал, что ты приехал и живешь в Москве. Как ты туда попал? Я думал, ты давно уже защищаешь Родину. Тем более, что в начале войны, еще не испытав ее прелестей, ты очень рвался в добровольцы. С тех пор прошло много времени. Здесь, на переднем крае, я встречаю людей, годных тебе в отцы; некоторые из них ничего не видят ночью, и то воюют. Я не сомневался, что и ты давно в армии. Помню, до войны ты так же, как и я, восхищался героями различных приключенческих книг. Описание сражений, битв, ночных поисков и т. п. давали обширные темы для разговоров о вкусе такой жизни. Действительно, при некоторой привычке такая жизнь очень много дает человеку. Есть своеобразная прелесть в риске жизнью — об этом ты тоже много говорил до войны. Почему же ты не пошел испробовать это, а наоборот, забрался в самые дебри Сибири? Чем же ты вспомнишь войну? О чем будешь рассказывать?

Конечно, в войне есть много тяжелых моментов, о которых и вспомнить неприятно. Но зато ты никогда, живя в тылу, не узнаешь таких ощущений, как на фронте. Во время последней операции, проведенной мною, был один момент, который я не променял бы на самые приятные минуты моей жизни. Один этот момент вознаградил меня за все неудобства, предшествовавшие ему. Пришлось около двух километров итти по залитым до пояса водой траншеям, более сотни метров ползти по мокрой от непрерывного дождя, изрытой воронками глинистой почве нейтральной зоны, ежеминутно ожидая, что наткнешься на мину. Но зато потом, когда все было готово к штурму!.. Сжимаешь в руке ракетницу и думаешь, что одного движения пальца достаточно, чтобы привести в действие всю операцию. Невольно оттягиваешь эту секунду, наслаждаясь своей властью. Чувствуешь, как в темноте, ожидая сигнала, напряглись люди, а за далеким горизонтом наблюдатели минных батарей тоже ждут сигнала. Переживал ли ты когда-нибудь такую минуту? А затем хлопнул выстрел, взвилась зеленая ракета, — и началось такое, чего никогда ни один писатель не мог описать так, как бывает на самом деле. Разрывы двадцати гранат, треск автоматов, разрывы мин в глубине немецкой обороны — все смешалось в захватывающую до опьянения музыку штурма. Такого момента ты тоже никогда не переживал! Не испытывал не поддающегося определению чувства, когда автоматной очередью прошьешь мелькнувшую в траншее тень. Я никогда не думал, что с таким легким сердцем отправлю на тот свет человека, — правда, за людей я не считаю это зверье. Не буду описывать отход, после того как действовавшие со мной разведчики выловили «языка». В отходе уже нет ничего особо интересного.

В общем скажу еще раз, что если вернусь живым, то будет что вспомнить, а если нет, то меня будут вспоминать мои боевые товарищи. Вот и все, что я хотел написать. Может быть, и не нужно было этого писать. Меня просто очень удивило, что ты, так много говоривший и писавший о геройстве боевых схваток и т. п., не использовал возможности испытать все самому. Раньше я так и понимал из твоих слов, что, представься тебе малейшая возможность, и ты первым пойдешь в бой. На этом кончаю.