Филипп Вигель - Записки Филиппа Филипповича Вигеля. Части пятая — седьмая

Недавно пять церквей в Кишиневе и окрестностях были обокрадены; пойманы жиды в сем воровстве, уличены и со всем тем оправданы. Желая отомстить христианам, выдумали они, что из их школы унесли какую-то утварь. Поймали какого-то несчастного и, может быть, безвинно наказали.

Довольно сих примеров. К дополнению скажем: в иудаизме Курика так все уверены, что многие полагают, будто он переменил веру и подвергнул себя церемонии обрезания. Чего доброго!

Неужели небесный гнев постиг несчастную Бессарабию? Неужели над ней вечное проклятие, и она навсегда осуждена страдать от Курика и жидов? Если так, то честным людям не остается ничего более делать, как скорее из неё ускакать.

Мы не имеем достаточных сведений по части гражданских законов, особливо молдавских, и потому можем судить только поверхностно о недостатках здешнего судопроизводства; однако же не упустим означить, сколько известно нам, все злоупотребления, проистекающие от его несовершенства.

Уставом образования предоставлены здешней области, по части гражданской, все законы, все права и обычаи земли молдавской. В сей последней основанием законоведения служили: 1-е Иустинианов кодекс и все узаконения греческих императоров (но в них никто не заглядывал, а советывались иногда с извлечением из законов, известным под именем Арменопуло), 2-е, Хрисовулы или господарские грамоты, и 3-е наконец, так называемый Обычаи Пымынтулуй , то есть обычай земли.

Чтобы дать понятие о сем обычае, скажем, как он составился. Когда власть господарская сделалась неограниченною и встречала в некоторых случаях препятствия к исполнению воли своей во власти законов, то случаи сии названы чрезвычайными, и по них делались особые решения. Мало-помалу, всякий случай сделался чрезвычайным, и по всякому было определение, несогласное с законами. Из сих-то определений Дивана, утвержденных господарем, составилось, наконец, собрание нелепостей и несправедливостей под именем Обычи — Пымынтулуй, и сей памятник варварства оставлен как благодеяние для Бессарабии. О Криницкий!

Любопытно также знать, как тяжебные дела рассматриваются в Молдавском диване. Он не имеет постоянного пребывания, но когда есть дело, интересующее господаря, то созывает он членов его в тронную свою залу и там, сидя на престоле, соблюдает некоторый порядок благочиния в слушании дел. На все же прочие трактации зовут первостатейные бояра к себе в гости, как на вечеринку, слушают дела, спорят о них и подписывают приговоры, кушая дулчецы посреди густого табачного дыма. Бедный проситель не знает, где будут решать участь его и бегает по городу, высуня язык, чтобы узнать о том. Архива нет у них, производство дел не сохраняется, все документы возвращаются просителям, а остаются только одни определения в умножение обычаев. Так точно происходило и здесь, когда существовало общее собрание департаментов.

Здешние судьи вздыхают о сих прекрасных обыкновениях; с умилением вспоминают они даже об одном ужасном и справедливом законе, пред коим они некогда трепетали и который, к сожалению, здесь более не существует. Этот закон называется буздуган, то есть, тяжеловесная булава господарская; в минуты гнева его сей закон ударяет виновных членов Дивана, ломает кости и ребра, а когда попадает в голову, то действительно делается уголовным, ибо лишает жизни.

Но мы слишком удалились от нашего предмета; поспешим к нему возвратиться. Итак здешний гражданский суд руководствуется обычаем земли; из сего хранилища варварских узаконений почерпает он правила для суждений своих. А как нет ни одного рода дела, по коему не было б двух или трех определений, одно другому противоречащих: то судья всегда властен выбирать любые примеры, применять их к своим видам и действовать по пристрастию сколько ему угодно. Иногда может он раскрывать Арменопуло, а в некоторых случаях, и именно по частным тяжбам с казною, придерживаться русских законов. Какой хаос! Какая путаница! Одним словом, все законы в здравом смысле и чистой совести судьи, а где искать этого между молдаванами?

Такой необыкновенный человек нашелся однако же в особе председателя гражданского суда, старике Башоте, мужике отменно честном и довольно смышленом. Обязан будучи разбирать чужие тяжбы, он старался никогда своих не заводить. К сожалению, он недавно занимает сие место, имеет только один голос и беспрестанно в несогласии с своими советниками, желающими в целости сохранить необузданность молдавских судей.

Дабы показать, как доселе действовал гражданский суд, приведем один или два примера, по коим можно будет судить и о прочих его делах.

Один помещик, именно Баланеско Россет, основываясь на несправедливости раздельного акта в 1726 году между прабабкой его, урожденной Стурдзовой и её братьями, требовал, чтобы отданы были ему некоторые принадлежавшие сей фамилии поместья в Бессарабии. Протекло близ ста деть, четыре поколения Россетов не оспаривали прав Стурдзовых; от братьев разделивших имение и сестры их народилось множество Стурдзов и Россетов, владеющих имениями по обеим сторонам Прута. Следственно как можно было доказать, что здешние Стурдзы здешнему Россету должны отдать имение? Особливо когда он требовал именно от которых, не домогаясь получить от других, также здесь живущих и также от братьев его прабабушки происходящих. Гражданский суд приговорил в его пользу, и до окончательного решения, во ожидании вернейших справок, предписал ввести Баланеско во владение; сие было во время владычества его в Совете. После того сие дело вытребовано в Верховный Совет и под председательством самого Инзова единогласно решено, чтобы отнять у Баланеско имение. Ничего нет справедливее, но увы! Не справедливость тогда имели в виду: тут действовало одно желание унизить и обобрать Баланеско. В этом случае один член, г. Курик, показал свой характер. Он не согласился ни подписать журнал против Баланеско, ни войти с особливым мнением в пользу его, хотя судимые Стурдзы не хотели подавать на него подозрения. Он сам объявил, что он друг Баланеско и потому в сем деле участвовать не может. Человек, который в одном деле сам себя объявил пристрастным, не может ни в каком другом, по мнению нашему, быть судьей.

Мы видели несправедливость, от коей пострадали Стурдзовы; скажем теперь несправедливость, одним из членов сей фамилии учиненную. Много деревень, которые были поселены в Ясском, Оргеевском и Хотинском цынутах, от притеснений и разбоев опустели, жители их разошлись; наконец, они совсем перестали существовать, и остались только одни урочища, сохранившие их имена. Некоторые из бояр купили после места сии по документам; но как деревень не находилось, то по выбору брали они любую соседственную деревню, утверждая, что она в старину тем именем называлась. Из того выходили споры, тяжбы, но неправильно отнятые деревни оставались за новыми владельцами, с тем, однако же, что они будут возвращены, когда найдутся те деревни, которые действительно то имя носят. Таким образом дипломат Александр Стурдза завладел селениями Дарабани и Каплювка, приняв за несуществующую деревню Надабауцы, и г. Крупенский под именем Коссоуц взял селение Неллипауцы. Первый из них устыдился такого насильственного завладения и недавно помирился за значительную сумму с владельцем Диаманди, не имея в том никакой нужды; но последний и поныне еще владеет. Всякому, кто не живал в Бессарабии, покажется это неимоверным; ошибиться дверьми можно, но принять одну деревню за другую и такими кипроко разорять соседей? Это дурная шутка!