Филипп Вигель - Записки Филиппа Филипповича Вигеля. Части пятая — седьмая

Может быть, привычки дурные, примером бескорыстия и твердости русских его начальников не исправленные, тщеславие его, по которому платил он снисхождением за низкие поклоны земляков своих, беспечность сродная всем молдаванам, неведение ужасной ответственности, которой он может подвергнуться (ибо в отчизне его слово отчет неизвестно), и самонадеянность его, происходящая от уверенности, что никто лучше его сею частью управлять не может, произвели, наконец, всю запутанность и хаос, найденные недавно в казенно-экономической экспедиции.

Никто еще не оказал новым подданным более щедроты и милосердия, как наш Государь Бессарабским жителям. Первые годы избавлены они были от всех податей, а ныне областные доходы обращаются на удовлетворение нужд самой же области, на жалованье чиновникам, наем квартир для присутственных мест и прочее. Десятая доля из всех доходов отделяется на составление капитала для казенных строений, богоугодных заведений, школ и прочего, а остающаяся затем уже сумма поступает в государственные казначейства.

Сии благодетельные распоряжения существуют уже с 1818 года, а как ежегодный доход простирается до четырех миллионов левов, то с тех пор так называемая десятипроцентная сумма для богоугодных заведений должна бы возрасти, по крайней мере, до двух миллионов, тем более, что ничего не заведено, что ничего не построено. Но увы! её нет, она вся в недоимке. Кто бы мог думать, что при такой умеренной посемейной подати и при таких средствах, каковы откупы к получению доходов, могла быть недоимка? Как можно было допустить ее до столь значительного накопления?

Нельзя утаить, чтобы всему не был виною вице-губернатор Крупенский; его нельзя извинить даже тем, что у него не было хороших сотрудников: ибо дела, быв производимы на русском языке, он мог бы иметь достойнейших чиновников.

Тут есть тайна, которую мы только что подозреваем; но скоро, может быть, откроется истина наших замечаний. Вот в чём состоят они. Все почти здешние молдаване суть люди обогатившиеся в самоскорейшем времени легкими непозволительными средствами; не насытится око зрением, а ум богатством; сделав Фортуну, желалось бы им увеличить ее. На какие средства? Красть не дают или дают мало; умножить состояние хозяйственными заведениями, улучшением хлебопашества, садоводства, скотоводства, им кажется слишком медленно и скучно; завести фабрики или что-нибудь подобное, у них нет ни смысла, ни терпения. К тому же число русских ежегодно умножается, везде их встречаешь, они толкуют о чести, о науках, твердят, что надобно довольствоваться жалованьем или состоянием, которое Бог послал, заводят балы, прельщают жен и дочерей, сыновей заманивают в службу. То ли дело было за Прутом? Так ли там наживались? Как бы избавиться от сих ненавистных людей, как бы можно дороже сбыть купленные за бесценок имения и потихоньку перебраться потом в любимую сторонушку! Так, верно, многие рассуждают, и откупы представляют им самые выгодные средства к исполнению их желаний. Надобно знать, как они происходят. Молдаване у молдаван оценивают имения и обыкновенно вдвое или втрое дороже настоящей их цены; с сими залогами являются они к торгам, и оные принимаются у них на половину условленной откупной суммы. Например, если б у нас имение стоющее 10 т. рублей оценено было в сорок тысяч и принято залогом по откупу, за который следует заплатить 80 тысяч, и прибавить к тому барыш, который откупщик получит: то неужели он будет так прост, чтобы, получив 80 или 85 тысяч рублей, не предоставил правительству владеть десятитысячным его имением? Вот каким образом наросла недоимка более нежели на четыре миллиона. Тех, коим суждения наши покажутся неосновательными, спросим: какая недоимка была доселе строго взыскиваема? Какое имение по неисправному платежу поступило в публичную продажу? И если теперь будут принимать строгие меры, то какую цену давать будут или кто явится к покупке? Выходит, что казна поневоле купит за несоразмерную цену ненужные ей имения.

Каким образом поступит ныне правительство к удовлетворению казны, мы не ведаем; только полагаем наверное, что если прижать покрепче тех людей, у коих описано даже нужное платье, то из карманов посыпятся червонцы.

Из всего вышеписанного мы не выводим заключения, чтобы Крупенский умышленно участвовал в сем злоупотреблении; но неосудительна ли его неосторожность в сем случае? Он должен был знать своих земляков и не уважать их коленопреклонениями.

Удаление его от должности сделалось необходимым; чем далее продолжалось бы его управление, тем более увеличились бы беспорядки. Но как не пожалеть о том, что человек сей, имея способности, благородное честолюбие и необыкновенную приверженность к русскому правительству, мог бы при других начальниках сделаться чрезвычайно полезен для сего края, но избалованный счастьем не умел им пользоваться и так дурно оканчивает свою карьеру? Впрочем мудрено сказать, в чём именно состоит вина его и какое можно против него иметь подозрение. Он был богат до вступления в должность, с тех пор ничего не купил и нажил большие долги. Это всем известно, а между тем злоупотребления при нём были ужасные, и он сам один управлял всеми делами экспедиции, почти без всякого участия советников и других подчиненных. Как решить сию задачу? Время всё откроет; много будет труда его преемнику, а еще более тем, коим поручено будет его считать. Главное затруднение будет в предложенных им и генералом Инзовым одобренных, мудреных распоряжениях на счет приема и выдачи денег по разным курсам. Как за подати, так и за повинности принимаемы были сторублевые ассигнации во 140 левов и другие по той же пропорции, а выдавались по курсу существующему в Одессе и ежемесячно переменяющемуся, то есть от 160 до 170 левов. Разница от того выходящая и выигрыш должен был на следующие годы быть зачтен в пользу жителей, с коих подать собиралась; конечно от того будет им после облегчение, но покамест видят они несправедливости и теряют доверенность к правительству, а для поверки счетов представляются чрезвычайные затруднения.

Так как нет здесь ни одного уголовного дела, в котором бы евреи не имели более или менее участия, и они находятся под особенным покровительством председателя уголовного суда, то, говоря о сем суде, нет, кажется, приличнее места описать влияние сего многочисленного и вредного народа на участь жителей Бессарабии.

Уголовный суд заключается к одном председателе его. Занимая несколько комнат в доме, нанятом для присутствия, в своем кабинете слушает он дела, по своему усмотрению пишет сам резолюции, и потом остается только советникам подписать оные, а секретарю скрепить. Некоторым покажется странною такая покорность со стороны соприсутствующих и подчиненных; но кто знает властолюбие г. Курика, долголетнюю его опытность, сведения в законах, а особливо по части криминальной, и робость его советников, для того не будет сие загадкой. Так как г. Курик играет и поныне большую роль в области, входил во все дела, мешался во все интриги и именем его полна Бессарабия, то простят нам, может быть, если мы долго займемся описанием сего странного произведения природы.