Филипп Вигель - Записки Филиппа Филипповича Вигеля. Части пятая — седьмая

Один случай ясно покажет, как поступают здесь по строительной части. Две развалившиеся почти и вросшие в землю хатки стояли вне Кишинева, когда еще он был деревней, и никто не думал на владение в в нём домов получать документы. После того мало-помалу строения приблизились, и два домика очутились на площади и на земле, по плану отведенной какой-то вдове. Несколько лет сряду она позволяла жить тут двум жидовским семействам, но наконец продала место свое каретнику Гофману, а сей последний, желая построить на площади хороший дом, предложил жидам перебраться, с тем однако же, что он щедро заплатит им за домики (им впрочем не принадлежащие), за землю и за расстройство при переезде. Жиды поупрямились, всякое предложение отвергнули, и Курик сам приезжал стращать Гофмана; не убоясь его, решился сей последний прибегнуть к законам и представил акт свой на владение в цынутный суд, в котором и решено дело в его пользу. Курок не постыдился сам приехать в суд браниться с судьей и до сих пор, нажегся, удерживает исполнение приговора.

Кишинёв и теперь еще может быть прекрасным городом и сделаться со временем соперником Одессы; но тогда необходимо отнять сию часть у Курика и Азмидова; по мнению нашему, это первейшее условие, sine qua non: с этими людьми не быть добру. Если призвать из Петербурга искусных архитекторов, приступить (когда будут деньги) к строению казенных зданий, составить новую комиссию, начертать строгие правила для партикулярных строений и наблюдать за выполнением их, запретить безобразные плетневые заборы [56]и не позволять каменных домов внутри двора без хорошей решетки, избавить на несколько лет строющихся вновь от неприятной обязанности постоя и тем приохотить жителей к строению, обложить другие дома приличной суммой для постройки казарм и тем избавить от постоя весь город, одним словом искусно употреблять снисхождение и строгость: тогда ручаться можно, что нельзя будет узнать Кишинева, основателю его будет новая честь и слава, а нам не стыдно будет глядеть на Черновиц, главный город Буковины Австрийской Молдавии, который недавно заслужил честь быть местом свидания двух императоров. Кишинев сей чести еще заслужить бы не мог.

Долго рылись мы с отвращением в навозе, лежащем на высотах Бессарабии, но не спускались еще в вертепы, называемые цынутные суды и исправничества. Первые вероятно мало разнствуют от прочих судебных мест; о неистовствах же исправничеств кто не знает? Ропот народный слишком громок, чтобы не слышан стал всякому.

В Молдавии исправники суть весьма важные люди; достоинством они равняются с французскими супрефектами, но власть их выше. Прежде устава образования они здесь играли туже роль и соединяли в себе исполнительную и судебную власть, и потому доныне еще идут в сию должность люди значительнейших фамилий. В Молдавии почитается дураком тот исправник, который в год не получит 100 т. левов, но сколько ужасных несправедливостей, грабительств здешним исправникам сделать нужно, чтоб доказать ум свой! Увидим какие средства они к тому употребляют.

Первая, но не главнейшая ветвь исправнических доходов — калараши. В прежнее время они составляли целые селения, не платили податей, а только своекоштно исправляли службу верхом и находились при Диване и исправничествах для разъездов и посылок, по примеру наших казаков. Ныне же положенное их число при исправниках содержится на счет обывателей и относится к земским повинностям. Выбор и наем их должен зависеть от самих жителей, и каждый из каларашей обходился бы им от двух до трехсот левов в год; но сие было бы слишком невыгодно для исправников, и потому не позволяют они входить в это жителям, а сами набирают обыкновенно всяких бродяг, наемных слуг своих и даже цыган; на содержание каждого из них требуют они ежегодно от пятисот до тысячи левов и между тем половины их не держат, а из сей половины едва ли треть употребляется на службу: все прочие у приятелей их или у них самих в услугах без платы. Сверх того, жители должны еще по произволу исправников доставлять для содержания каларашей хлеб, всякие съестные припасы, а для лошадей овес и сено; лошадей же при каларашах никогда не имеется: они берут первую любую лошадь у крестьянина, садятся на нее, скачут для исполнения порученности, уморят или надорвут лошадь, в первом селении ее бросают и берут другую.

Великое также зло в цынутах происходить от околашей. Они род голов или старост волостных, имеют в своем ведении несколько селений и должны быть избираемы самими обывателями между оседлых и почетнейших поселян. Вместо того, исправники предоставили себе право назначать в сию должность людей по своему выбору, а выбор их падает обыкновенно на праздношатающихся, на самых порочных, на лакеев не находящих себе мест, на писарей за пьянство и воровство выгнанных. Эти люди служат им агентами и приказчиками, не только не получают никакого жалованья, но еще взносят исправникам значительные суммы [57] . Околаши служат в тоже время поверенными откупщиков, и появление их в деревню почитается настоящим бедствием. Когда от имени сих последних приезжают они сбирать подать с овец, называемую гоштину, то входят во все домы, роются везде, осматривают всё, не найдется ли забытая и не объявленная хозяином какая-нибудь осмушка с ягненка: тогда он пропал, дорого должен он будет заплатить за то. Несколько времени живут они таким образом в деревне на счет жителей, никто в это время не должен отлучаться, и наконец всякой, кому приходится заплатить подати десять или двадцать пар должен по леву платить околашу за квитанцию. Сим беда не кончится, ибо еще приезжает другой поверенный откупщика ревизовать квитанции; та же церемония соблюдается, и другой лев ему платится. Двойные посещения сии, отнимающие драгоценное время у поселян, продолжаются во всю рабочую пору; весной когда овцы приносят плод сбирается гоштина, десятина летом когда пчелы оброятся, погонарит когда созреет табак и наконец осенью вадрарит по собрании вина. Вообще все сии мелочные подати, посредством откупа собираемые, сущее разорение для бедных крестьян; казне прибыли мало, набогащаются исправники и откупщики, а сии последние и не платят еще откупной суммы. Не лучше ли бы было уничтожить сии налоги и заменить их набавлением на прямую подать бир, которая без всяких притеснений доселе весьма исправно выплачивается?

Исчислить все способы, находящиеся в руках исправников для притеснения народа и обогащения себя, нет возможности. Скажем только, что ни одного из сих средств не упускают они, чтобы им не воспользоваться. На предписания наместников и указы правительства не обращали они никакого внимания, иногда их даже и не читали. Такое пренебрежение к власти происходить от безнаказанности, которою они пользуются, благодари премудрому образованию, по правилам коего никакой дворянин в области, даже преданный суду, от должности не удаляется, и потому всегда имеют они способы заставить молчать людей на них жаловавшихся. В некоторых случаях начальники не смотрят на сию статью; но что за образование, если, не нарушая его, нельзя ничего сделать справедливого? К чему же оно годится?