Евгений Шумигорский - Император Павел I. Жизнь и царствование

Как бы то ни было, но в 1795 г. и первая половина 1796 г. протекла для Павла в сравнительно счастливых семейных условиях. Великокняжеская чета опечалена была только кончиною великой княжны Ольги Павловны, 15 января 1795 г., но 7 января она была обрадована рождением великой княжны Анны Павловны; 15-го февраля 1796 г., не имея еще 17 лет, великий князь Константин Павлович вступил в супружество с 15-ти-летней принцессой Саксен-Кобургской Юлианой Генриеттой, нареченной Анной Феодоровной; наконец 25 июня 1796 года родился сын Николай. Императрица Екатерина принимала живое участие во всех этих семейных радостях великокняжеской четы, но, естественно, не могла сочувствовать сближению Александра Павловича с родителями, так как сближение это уничтожало все ее планы. Поэтому она увидела необходимость прибегнуть в содействию великой княгини Марии Феодоровны и поэтому тотчас после крещения Николая Павловича в Царском Селе, когда великий князь-отец уехал в Павловск, она передала великой княгине бумагу, в которой она предлагала ей потребовать от Павла. Петровича отречения от своих прав на престол в пользу великого князя Александра Павловича; вместе с этим, она настаивала на том, чтобы Мария Феодоровна скрепила своею подписью эту бумагу, как удостоверение ее собственного согласия на ожидаемый акт отречения. Мария Феодоровна наотрез отказалась исполнить желание Екатерины, и, скрыв ее предложения от своего супруга, поспешила условиться с Александром Павловичем о дальнейшем плане действий против настойчивых домогательств императрицы.

Таким образом план Екатерины казался да и был в действительности неосуществимым: содействовать ему уклонялись последовательно и Салтыков, и Лагарп, и Мария Феодоровна; даже то лицо, в пользу которого он был составлен, ничем не выражало желания идти наперекор чувствам и правам отца. Императрица, однако, была убеждена в неспособности Павла к управлению империей и решила не отступать от своего намерения. Но в это самое время императрица занята была другим важным семейным делом — сватовством шведского короля Густава IV на великой княжне Александре Павловне. Вопрос о вероисповедании будущей шведской королевы и упрямство Густава внезапно расстроили дело, казавшееся поконченным. Оскорбленная в своем достоинстве Екатерина почувствовала легкий удар паралича. На следующий день она оправилась и затем с достоинством простилась с Густавом, но Павел Петрович, встретив его во дворце, повернулся к нему спиною и уехал в Гатчину, не простившись с ним. В его отсутствие решила покончить наконец с мучившим ее делом о престолонаследии: она решилась уже 16-го сентября объясниться с самим Александром Павловичем и выяснить ему необходимость устранения его отца от престола. Александр просил времени подумать, а 2 В сентября писал Аракчееву письмо, где именовал отца «императорским величеством».

Чем бы кончилось это печальное дело о престолонаследии, можно сказать утвердительно только одно, что настойчивость императрицы могла бы в конце концов поставить Павла Петровича в тяжелое положение: ходили слухи, что 1-го января 1797 г. будет обнародован весьма важный манифест и что сам Павел Петрович будет арестован и отправлен в заключение в замок Лоде.

Трудно сказать, какие чувства при таких слухах волновали Павла Петровича в это время и хорошо ли жилось ему в Гатчине осенью 1796 года. 5 ноября он обедал с Марией Феодоровной и приближенными ему лицами на Гатчинской мельнице, когда внезапно явился туда из Гатчины арендатор ее, Штакеншнейдер и, найдя у себя великого князя, сообщил ему, что в Гатчину явился курьер с известием о тяжелой болезни императрицы Екатерины.

Прибыв в Гатчину, Павел Петрович нашел там графа Николая Зубова, присланного братом его кн. Платоном в наследнику с известием об апоплексическом ударе, постигшем императрицу. Зубов, увидя наследника не шел, а бежал к нему с открытой головою, пал пред ним на колена и донес о безнадежном состоянии императрицы. Великий князь переменяет тогда цвет лица и делается багровым, одной рукой поднимает Зубова, а другой, ударяя себя в лоб, восклицает: «какое несчастие!» и проливает слезы, требует карету, сердится, что нескоро подают, ходит быстрыми шагами вдоль и поперек беседки, трет судорожно руки свои, обнимает великую княгиню, Зубова, Кутайсова и спрашивает самого себя: «Застану ли ее в живых?» Словом, был вне себя… Опасались, чтобы быстрый переход от страха к неожиданности не подействовал сильно на его нервы. Кутайсов жалел впоследствии, что не пустил великому князю немедленно кровь. Тем не менее, Павел, очевидно, не вполне доверился и Зубову, и поехал в Петербург лишь тогда, когда явился в нему нарочный от гр. Салтыкова, сумевшего и на этот раз победоносно выйти из дворских затруднений. В пятом часу пополудни Павел Петрович, сопровождаемый супругой своей и некоторыми из гатчинцев, уже выехал из Гатчины в Петербург. В Софии встретил он Ростопчина, явившегося посланцем от великого князя Александра Павловича и приказал ему следовать за собою; кроме Ростопчина, цесаревича встретили на пути его от Гатчины до Петербурга до 25 курьеров, все с одним и тем же известием. «Проехав Чесменский дворец, — рассказывает Ростопчин, — наследник вышел из кареты. Я привлек его внимание на красоту ночи. Она была самая тихая и светлая; холода было не более 8°; луна то показывалась из-за облаков, то опять за оныя скрывалась. Стихии, как бы в ожидании важной перемены, пребывали в молчании и царствовала глубокая тишина. Говоря о погоде, я увидел, что наследник устремил свой взор на луну и, при полном ее сиянии, мор я заметить, что глава его наполнились слезами и даже текли слезы по лицу. С моей стороны преисполнен быв важности сего дня, предан будучи сердцем и душою тому, кто восходил на трон Российский, любя Отечество и представляя себе сильно все последствия, всю важность первого шага, всякое оного влияние на чувство преисполненного здоровьем, пылкостью и необычайным воображением самовластного Монарха, отвывшего владеть собою, я не мог воздержаться от повелительного движения и, забыв расстояние между ним и мною, схватив его за руку, сказал: «Ah, Monseigneur, quel moment tour Vous!» На это он отвечал, пожав крепко мою руку: «Attendez, mon cher, attendez! J’ai vécu quarante deux ans. Dieu m’a soutenu; peut-être donnera-t-il la force et la raison pour supporter I’état auquel Il me destine. Espérons toute de Sa bonté». [26]

В Петербург великокняжеская чета прибыла в 8 1/ 2часов вечера. В Зимнем дворце собравшиеся придворные и высшие правительственные лица встретили Павла уже как государя, а не наследника. Пример для всех подали великие князья Александр и Константин Павловичи, явившиеся к отцу в гатчинских своих мундирах, в которых прежде они не смели показываться при дворе Екатерины.