Виктор Володин - Неоконченный маршрут. Воспоминания о Колыме 30-40-х годов

Машина оказалась полностью загруженной спиртными напитками и различными вкусными вещами, называемыми на торгово-снабженческом языке «деликатесами». Впрочем, изрядную часть полезного объема занимал небольшой компрессор. Меня удивило, что машина, заполненная в основном грузом, предназначенным для «праздничного стола», не так уж спешила на рудник, хотя наступило уже 30 апреля, а до рудника оставалось еще 230 км.

Мне, конечно, не терпелось поскорее тронуться в путь, чтобы скорее закончить, наконец, эту нудную дорогу, но я терпеливо ждал, радуясь, что мне не придется «поворачивать оглобли», почти достигнув цели, и проделывать длинный путь обратно. Поэтому меня совсем не раздражало и не вызывало досаду то, что мы не очень спешили и что мне приходилось долго-долго караулить машину, чтобы кто-нибудь не украл бутылку-другую перцовки, зубровки или коньяка.

Заведующий МХЧ еще с утра рассовал по карманам бутылки четыре спиртного, куда-то отправился, сказав, что идет «уламывать диспетчера», чтобы тот выпустил машину на закрытую трассу. Но диспетчер оказался крепким орешком. Спирт и другие напитки пил целый день, деликатесы наши поедал, а машину не выпускал.

Несколько раз через каждые 2–3 часа прибегал Левченко, вновь и вновь рассовывал бутылки по карманам и опять отправлялся продолжать уламывать диспетчера. Я удивлялся тому, что сам Левченко оставался трезвым, несмотря на то что кое-что из бутылок, конечно, перепадало и ему. Ведь не все же выпивал диспетчер, не бочка же он. Удивлялся я и тому, как собирается Левченко свести концы с концами. Неужели он угощает того за свой счет?

Моими попутчиками до Бутугычага были ехавшие из Магадана жена прораба Петра Емельяновича Станкевича и, кажется, главный бухгалтер рудника. Они тоже целый день где-то пропадали, и я сидел на машине голодный. В конце дня пришел бухгалтер, и я смог сходить в столовую пообедать наскоро.

Ближе к вечеру мы все же тронулись в путь и только 20 км успели проехать, пока было светло и тепло. Дорога была неплохая, но перевал 92-й км, из-за которого дорога считалась закрытой, я и сейчас спустя 32 года помню отлично. Помню полого спускающуюся вдоль крутого склона узенькую дорожку, круто обходящую его выступы, и многочисленные таблички, поставленные через каждые 10–15 метров с надписями, выхватываемыми светом фар из тьмы: «Осторожно!», «Опасно!». Потом площадка, где дорога поворачивает на 180 градусов. Если до поворота правый борт машины прижимался к склону, то теперь он нависал над пропастью, а прижимался левый.

Стало понятно, почему перевал был закрыт, площадка действительно оказалась еще совсем не очищенной, сплошь заваленной крупными обломками взорванной породы. Поэтому мы поворачивали там, где не было завала, то есть не на площадке, а не доезжая до нее, там, где с верхнего на нижний марш серпантина пришлось съехать по очень крутому откосу с большим риском скатиться, кувыркаясь, в пропасть.

Был момент, когда передние колеса машины оказались намного ниже задних, и автомобиль очень круто наклонился вперед. При этом я, сидя на высоко наложенных и обвязанных веревкой ящиках, ногами упирался в верхний край кабины, а руками крепко держался за веревки. Помню мысль, что при этом в кабине было бы опаснее, что оттуда не выскочишь «в случае чего», а здесь останешься на «земле» после первого же переворота машины, правда, может быть, будешь раздавлен, если угодишь под компрессор.

Иганджинский перевал, или перевал 92-й км. Ныне 90-й км Тенькинской трассы. Фото 2014 г.

Ночью мы проехали еще Иганджу и Беренджу, а к утру оказались на перевале 130-й км. На рассвете первого мая мы несколько часов барахтались в снегу близ этого перевала, собирали на дороге ветки и вновь, и вновь подсовывали их под бешено вращающийся скат, глядя, как они стрелой вылетают оттуда назад.

Когда подъехали к дорожной столовой на 169-м км, было уже обеденное время, и «хозяин груза» предложил отметить праздник. Выпили по этому случаю перцовки и чем-то там закусили. Помню, что, когда поехали дальше, причем машина неслась ( говоря о скорости, можно предположить, что она у ЗИС-5 не превышала 50 км на спуске, но для средней скорости движения по трассе 12–15 км в час в то время скорость в 50 км казалась огромной, особенно человеку, находящемуся в кузове автомобиля. — Ред.) на этом участке быстро, я засыпал и очень боялся свалиться, цепляясь за канаты. Потом мы опять медленно ползли к последнему перевалу (имеется в виду невысокий Нелькобинский перевал, расположенный между поселками Усть-Омчуг и Нелькоба. — Ред.) и дальше до самого рудника, куда мы прибыли перед вечером.

Нелькобинский перевал, поворот дороги идет параллельно ручью Подумай. Фото 2014 г.

Встретился я с братом, и через час он меня повел в красный уголок, где был праздничный пир. Познакомился с рудничным начальством: начальником рудника Николаем Ивановичем Карпенко, главным инженером Марковым, старшим геологом Николаем Евдокимовичем Сушенцовым и еще некоторыми другими.

В праздничные дни ходил с Волей на охоту через перевальчик и ручей Зигзаг в верховья Террасового. Снега было много, он еще только начал таять, лыжи скользили хорошо, день был отличный солнечный, теплый. Куропаток мы набили до десятка, и Воля хотел их сохранить до возвращения Лили, которая была в это время на операции аппендицита в Магадане.

Но мы неправильно обработали куропаток, по ошибке вымыв их после ощипывания и смоления, и они у нас испортились; пришлось их выбросить. Я сразу же приступил к подготовке к полевым работам — читал отчет Б. Л. Флерова, М. С. Венчуговой и Д. В. Вознесенского. Составил списки необходимого снаряжения, инструментов, то есть составил заявки.

Управление кое-что сделало со своей стороны для организации партии. Прислали на Бутугычаг еще до моего приезда двух подготовленных на курсах коллекторов Алексея Никоновича Парфенюка и Владимира Ивановича Орловского. Оба они были демобилизованные красноармейцы, участники недавних Хасанских боев.

Прорабом назначили работавшего пока здесь на россыпной разведке прораба Виктора Степановича Рощина, но оказалось, что он уезжает весной в отпуск, а в управлении этого не учли. Пришлось его заменить другим человеком из местных работников.

Геолог. На Колыме с 1951 г. Участник Второй Колымской экспедиции под руководством В. А. Цареградского. Работал главным геологом Северного ГПУ Дальстроя. Репрессирован. Уехал с Колымы в 1940 г. Работал главным геологом треста «Главзолото». Награжден орденами Ленина, Трудового Красного Знамени.