Виктор Володин - Неоконченный маршрут. Воспоминания о Колыме 30-40-х годов

Наконец в конце мая мне подобрали рабочих: Алексея Ивановича Сазонова, Галина, Евпанешникова, Сафронова, Галаудзе и промывальщика, бывшего конокрада Василия Рукаса. Можно было начинать работу.

4 июня прямо с рудника, без лошадей, нагрузивши рюкзаки консервами и другим продовольствием, мы вышли в первый маршрут, который занял около недели. Нас было 5 человек: я, Парфенюк, Орловский, Евпанешников и Галин. Все остальные во главе с прорабом А. И. Чащиным оставались пока в поселке, так как опробование речных отложений долин еще нельзя было начинать, — борта русел еще не оттаяли. С нами была палатка, но печку мы с собой не взяли, о чем очень скоро пришлось пожалеть, потому что на другой же день испортилась погода, пошли дожди, похолодало.

В первую ночь погода была отличная, и надобности в палатке не было. Когда устраивались на ночлег, Евпанешников сказал, что он будет сейчас спать, как директор на «материке». Он же рассказывал тогда какие-то эпизоды из того периода своей жизни, когда служил моряком и плавал, кажется, на рыболовном сейнере близ Магадана. Тогда же мне врезалась в память и нелепая поговорка, которую он непрерывно повторял: «Наш брат кобылка…». Что это значит — не знаю. На другой день, когда уже нужно было останавливаться на ночлег, неожиданно стал накрапывать дождь. Пришлось быстро растянуть палатку между деревьями прямо на ягеле, который только что был сухим и хрустел под ногами, а теперь очень быстро отсырел. В палатке было холодно и неуютно.

Утром мы пробудились под шепот дождя по скатам палатки. Тогда я слышал этот шуршащий шорох впервые, а как много раз потом приходилось мне его слушать и как много чувств испытывать в связи с ним. Вызывал он главным образом досаду. Бывало, кончается лето, близится конец полевых работ, вернее, приближается срок их окончания, а задание еще не выполнено, а дожди заставляют опасаться того, что оно может остаться незавершенным, если не принять крайних мер, то есть не начать вести маршруты под дождем. А работа под дождем — дело невеселое, уже даже не говоря о том, что мокнуть на ветру холодно, сыро и неприятно; плохо вести наблюдения, трудно делать записи, оберегая бумагу от струй воды, особенно плохо и трудно писать, когда бумага рыхлая, вроде газетной, промокающая и распухающая. Трудно также делать отметки на карте, тоже оберегая ее от воды.

В этом первом маршруте всего лишь на четвертый день работы мы встретили медведя, который шел по нашему хребту, но встречным маршрутом. Он увидел, что нас много, а он один, и что лучше нам не мешать идти туда, куда мы хотим. Придя к такому решению, он очистил нам дорогу, скромно удалившись даже с некоторой поспешностью. В первое время после этой встречи я долго ждал второй, надеясь, что в следующий раз успех будет большим. Но дождаться второй встречи я очень долго не мог.

Трудно тогда было заниматься геологической съемкой, не имея карт и ведя одновременно с геологической и глазомерную топосъемку. И все же эти карты на глазомерной основе позволили работать промышленности этой большой области вплоть до Отечественной войны, то есть больше 10 лет.

Первое лето в тайге оставило наиболее яркие впечатления и воспоминания, несмотря на то что никаких особенно значительных событий тогда как будто не происходило. Многое запомнилось просто потому, что все приходилось делать впервые в жизни. Все: и образ жизни, и работа, связанная с постоянной непрерывной ходьбой по сопкам, лазаньем на скалы и крутые обрывы, ночевки у костров, переправы через бурные реки или через вздувшиеся после дождя ручьи, муки от холода, комариный писк, непрерывно стоящий над головой и вызывающий зуд на уже пострадавших от их укусов участках кожи, — все было ново и потому оставляло яркие впечатления.

Впрочем, были тогда и события, заслуживающие упоминания. Таким являлся, например, большой паводок, вызванный проливным дождем, продолжавшимся почти непрерывно четверо суток. Но главное, были трудности, вызванные другими обстоятельствами, но попробую рассказать обо всем по порядку.

Я упоминал уже о том, что полевая партия, которую мне пришлось тогда возглавлять, комплектовалась на руднике «Бутугычаг», заброшенном в далекой тайге, отрезанном бездорожьем. Поэтому все, что нужно было партии и чего на месте не было, заблаговременно было завезено на рудник. Здесь все это имущество прочно прилипало к цепким рукам рудничных хозяйственников и с очень большим трудом от этих рук отрывалось. С большим трудом, например, удалось получить только две из привезенных для нас палаток, да и те оказались без тентов, из-за чего все лето нам пришлось мокнуть и в палатках на стоянках.

Понятно, что во всем этом была значительная вина и работников управления. Они не сообщили мне, какие предметы, предназначенные для партии, высланы ими в адрес рудника, оставив за рудничными деятелями свободу действий. Трудней всего получить от рудничного начальства было лошадей. Если они запросто присваивали и очень неохотно отдавали мне то, что было прислано специально для полевых работ, то легко представить себе, как они могли поступить, когда вопрос касался принадлежащих руднику лошадей. Естественно было, что вместо шести лошадей, которые были необходимы для работы, я получил только две. Конечно, на них можно было только подвозить продовольствие с рудника, пользуясь тем, что мы работали невдалеке от него. Перевозить же партию с одной стоянки на другую с их помощью было нельзя, так как для этого не хватало бы каждый раз дня. Поэтому пришлось воспользоваться другими видами транспорта. Протекавшая вдоль западной границы района река Нелькоба, впадавшая затем в реку Теньку и сливающаяся с нею, позволяла применить для перемещения стоянки партии сплав на плотах. К этому решению пришлось прибегнуть, пренебрегая тем, что река Тенька немноговодна, изобилует галечными перекатами и мелями и даже имеет пороги. Но пороги находятся, хотя и всего в 1,5–2 км, но все же ниже устья Бургагы — пункта, где нам следовало прекратить сплав; преодолевать мели и перекаты должна была помочь нам специальная конструкция плота. Поэтому мы и решили двигаться сплавом, делая остановки на устьях правых притоков Теньки. Всего нам нужно было двигаться сплавом около 25–30 км до устья самого крупного притока Теньки на нижнем участке ее течения реки Бургагы.

Сплав по Теньке, хотя и оказывал нам большую помощь, но все же не мог полностью заменить лошадей, потому что работа на берегах Теньки составляла только часть всего задания, нужно было до этого выполнить работу в бассейне р. Бутугычага и Нелькобы, а после — в бассейне Детрина. Все это не охватывалось сплавом. Кроме того, работа таким способом вынуждала делать мало стоянок, не позволяла забрасывать стоянки в сторону от реки и заставляла удлинять маршруты. Она ставила нас в очень трудное положение, вынуждая делать длинные многодневные изнурительные маршруты с коротанием бессонных ночей у костров под открытым небом «на комарах» и с тасканием тяжестей на себе. В результате мы сами заменяли лошадей, но, конечно, в меру сил.