Виктор Володин - Неоконченный маршрут. Воспоминания о Колыме 30-40-х годов

От этого выигрывали, пожалуй, комары, которые рады были пить нашу кровь. У костров это им делать было гораздо легче, чем в палатке.

Сейчас, оглядываясь назад через прожитые 30 лет, я сам себе удивляюсь — как мог я согласиться на такое издевательство над собой, как мог его допустить? Начальник рудника Н. И. Карпенко вместе со своими прихлебателями — заведующим МХЧ, зав. кон-базой и бухгалтерией действовал по-бандитски, воспользовавшись моей неопытностью новичка в окружении уголовников. Получилось, что я как-то сам добровольно согласился на такое ненормальное положение, принявшись работать без лошадей, даже не жалуясь на разбой Карпенко и его сотрудников.

Осенью, когда наступило время переходить с Теньки на Детрин, мне даже удивиться пришлось, потому что как-то слишком легко, без сопротивления мне дали еще пять лошадей вместе с двумя возчиками — заключенными воришками, должно быть, карманщиками. Но это была ловушка, а я не разглядел коварного замысла начальства и легко поймался в нее, став жертвой своей доверчивости, веры в порядочность людей. Мне дорого обошлись и эти лошади, и воришки, за которых пришлось платить из своей зарплаты.

Лошадей мне дали больных, со сбитыми спинами. Они до передачи мне находились на специальном пастбище и не работали из-за этого. Все это не было оговорено в передаточном акте. Прораб А. И. Чащин, принимавший лошадей, поверил на слово ветеринарному врачу, заведовавшему конбазой, что тот знает о состоянии лошадей и учтет это при приемке их обратно. Однако сдавать лошадей пришлось нам не на руднике, а на обогатительной фабрике, близ которой мы закончили свою работу. Комиссия определила продолжительность простоя лошадей, необходимого для их лечения, а я заплатил за ту работу, которой лошади не сделали за дни простоя. Можно было судом отстаивать свои права, но я не стал затевать это дело.

А за воришек пришлось мне заплатить потому, что, находясь у нас в партии, они не получали своего лагерного пайка и кормить их пришлось за мой счет. И мне потом не удалось добиться, чтобы мне вернули деньги. После первого маршрута, проделанного в начале июня с рудника и продолжавшегося неделю или 8 дней, мы все, то есть я, Парфенюк, Орловский, Галин и Евпанешников, вернулись на рудник и, кажется, 14 числа выехали с палатками, снаряжением и небольшим запасом продовольствия в район работ. Первую стоянку разбили в долине ручья Таборного, впадающего в Бутугычаг слева, против устья Террасового. Для этого переезда нам дали еще трех лошадей, которые вернулись сразу же обратно на рудничную конюшню.

Н. И. Карпенко пообещал, что и при следующих переездах будет давать нам лошадей. Но обещать всегда легче, чем выполнять обещания. Тем более легко это делать, когда не собираешься делать того, что обещал, как это делал Н. И. Карпенко. В первый же раз, когда понадобилось менять место стоянки, он вместо трех-четырех лошадей прислал одного человека. Это можно было рассматривать только как насмешку, а имущество на устье Бутугычага пришлось перетаскивать два дня. Продовольствия под отчет я не брал ввиду близости рудничного поселка. Все необходимое мы брали там, в магазине, за наличный расчет.

Тяжелы были многодневные и многокилометровые маршруты. Некоторые из них вспоминаются отчетливо и теперь, спустя три с лишним десятка лет. Например, возвращение из маршрута в верховья Бутугычага по водоразделу между ручьем Таборным и Нелькобой, после ночлега в долине этой реки. Продукты у нас кончились почему-то раньше. Мы брели почему-то вдвоем с Орловским. Не помню, где были в это время трое остальных.

После первого маршрута, проделанного в первых числах июня из рудничного поселка, я продолжал ходить в маршруты с тем же составом группы работников. Со мной ходили, как и тогда, в первом маршруте, 2 коллектора — А. Н. Парфенюк и В. И. Орловский и 2 рабочих — Галин и Евпанешников. А. Н. Парфенюк производил глазомерную или полуинструментальную съемку и составлял глазомерную карту или основу для геологической карты. Ему помогал носить его имущество, предназначенное для работы, один из ходивших с нами рабочих. Обычно это был Евпанешников. А имущества у Парфенюка было не так уж мало.

Главным его предметом был планшет — квадратная деревянная доска размерами 60×60×2 см. К ней был приклеен лист ватмана, на котором вычерчивалась карта. Ватман был сверху затянут листом обыкновенной писчей бумаги, предохраняющей ватман от загрязнения. В этом месте прорезалось отверстие, открывающее тот участок, на котором в первую очередь производилась работа. Потом оно постепенно увеличивалось.

На обратной стороне планшетной доски в центре ее привинчена четырьмя шурупами круглая латунная гайка, которая крепит планшет на треногом штативе. При переноске с места на место планшет вкладывался в футляр, состоящий из внутреннего матерчатого и наружного клеенчатого чехлов. К футляру прикреплены лямки для ношения его за спиной. Рабочие почему-то назвали планшет Парфенюка вместе с футляром иконой. Евпанешников носил за Парфенюком треногу и ружье, а иногда Парфенюк давал ему и икону, которую почти всегда носил сам. Кроме того, в футляре, по карманам Парфенюка и в рюкзаке были рассованы: визирная линейка, анероид, буссоль Шмалькальдера, эклиметр Брандиса, горный компас, уровень, резинки и карандаши и пращ-термометр. Придя на новую точку где-нибудь на вершине сопки, Парфенюк устанавливал там свою треногу с планшетом, выравнивал его по уровню, ориентировал по горному компасу. Затем при помощи визирной линейки с обратными засечками он наносил на карту эту новую точку. Затем брал засечки, тоже обратные, на старые, ранее нанесенные на карту точки при помощи буссоли, которые нужны были ему для контроля и эклиметром определял углы превышения новой точки над ранее заснятыми и вычислял это превышение. Кроме всего проделанного по анероиду он отмечал абсолютную отметку новой точки и температуру по пращ-термометру.

Начал свою глазомерку А. Н. Парфенюк в том первом маршруте на ручей Террасовый, проведенном из рудничного поселка. Там на водоразделе ручьев Террасового и Блуждающего пролегла граница крупномасштабной геологической съемки М. С. Венчуговой, произведенной на два года раньше на топографической основе. Две вершины этого водораздела, лежащие на расстоянии около четырех километров одна от другой, послужили А. Н. Парфенюку базой, от которой он и развернул сеть своих засечек.

Ходил я вместе с А. Н. Парфенюком для того, чтобы иметь возможность привязывать свои точки геологических наблюдений к точкам глазомерной основы.

В. И. Орловский — малоподвижный, неторопливый человек тоже, как и Парфенюк, только что демобилизованный солдат, окончивший краткосрочные коллекторские курсы, помогал мне отбирать и документировать образцы горных пород.