Виктор Володин - Неоконченный маршрут. Воспоминания о Колыме 30-40-х годов

Утром наш грузовик переправился и часа через три прибыл на Иганджу.

Иганджа был небольшой палаточный поселок, приютившийся на правом берегу одноименной реки на 92-м км Тенькинской трассы. Деревянных построек здесь совсем мало. Это были столовая, магазин и четыре маленьких дома, построенные дорожниками, а теперь занятые нашим начальством, женщинами и некоторыми из семейных работников. Была еще баня. Большая часть людей жила в палатках. Палатки были большие (5×10 м) и маленькие (З×4 м). И тех и других было примерно по полдесятка.

На улице, состоящей из ряда палаток и вытянутой вдоль берега реки, стояла на каркасе и наша палатка, в которой я и поселился 17 октября. К северу от нашей палатки стояла еще только одна такая же маленькая палатка, в которой жил недавно вернувшийся из отпуска геолог Александр Алексеевич Аврамов с женой Вандой Адамировной. С другой стороны от нашей палатки стояли подряд четыре большие палатки, из которых в самой большой были бухгалтерия, спецчасть и «золотой кабинет», а остальные были жилые. Дальше за палатками стояла баня, а еще дальше на отшибе, но не в ряду палаток, а как бы запирая улицу, стоял грубо сколоченный, больше похожий на барак таежного типа, чем на другие дома, дом начальника нашего управления Александра Михайловича Фиша. Можно сказать, что по сравнению с этим домом все остальные, построенные хорошими плотниками-дорожниками, радовали глаз. Против первой из больших палаток, стоявшей рядом с нашей перпендикулярно этой палаточной улице, протягивалась другая улочка из нескольких деревянных построек. Первой из них на расстоянии 5–6 шагов от упомянутой большой палатки, в которую я вскоре переселился и прожил в ней до начала апреля, стояла большая столовая, построенная дорожниками, а теперь служившая нам. Вход в нее располагался с ее узкой стороны, обращенной к нашим палаткам.

Дальше стоял жилой дом, затем магазин и еще один жилой дом. Еще два жилых дома стояли против первых двух, в 50–60 метрах от них к югу. Все четыре домика были маленькие, одно- и двухквартирные.

Эта улочка своим продолжением выходила на автодорогу, которая соединяла тогда рудник «Бутугычаг» с поселком Палаткой — тот стоял на так называемой Центральной трассе. Нашу дорогу тоже никто не называл дорогой. Все вместо этого слова говорили «трасса», хотя большинство знало, что это неправильно, так как это слово вовсе не синоним слова «дорога». (Слово «трасса» использовалось вместо слова «дорога» по причине переноса в обиходную речь пунктирного изображения автопролазов, а затем автопроездов на картах Дальстроя до введения в строй дорог и прижилось, став синонимом. — Ред.)

Дорога, или Тенькинская трасса, как ее именовали официально, пролегала приблизительно параллельно берегу Иганджи на расстоянии 100–120 метров от нее. Там, где она была ближе всего к нашему поселку, она круто поворачивала направо, удаляясь от поселка, и начинала круто подниматься к перевалу. Это именно здесь был страшный спуск с перевала, где я проезжал накануне 1 мая и где на выступах скалы белели дощечки, кричавшие об опасности и взывавшие к осторожности. Здесь же была площадка, заваленная крупными глыбами взорванной породы, которую мы объехали, грубо нарушая все правила техники безопасности.

С этой же площадки весной следующего года, то есть когда мы жили в этом поселке, свалился, кувыркаясь к подножью сопки, грузовик, оставивший после себя след из битого стекла. Тогда погибли, помнится, 3 человека, ехавших в кузове. Шофер как-то уцелел, хотя трудно себе представить, как это ему удалось.

Долина Иганджи на участке, где стоял поселок, и выше была широкая, с широкой наледной поймой и террасами на левой, более пологой стороне. Правый склон был крутой. Ниже поселка долина резко сужается, так как река пересекает здесь твердые породы. В этом районе исчезают террасы, склоны становятся крутыми, скалистыми. Узкую долину замыкает наледная пойма.

Выше поселка в 2–3 км долина Иганджи раздваивается. Влево, то есть на северо-запад (на юго-запад. — Ред.), продолжается долина собственно Иганджи, а на север или северо-восток ( северо-запад. — Ред.) — долина Беренджи. В первой из долин сохраняется характер правого склона, который остается крутым. Таким же становится и левый склон долины. В долине Беренджи тоже сохраняется характер левого склона долины Иганджи, сравнительно пологого и осложненного террасами, тогда как правый склон делается похожим на правый склон долины Иганджи.

Приблизительно в одном километре выше поселка по течению реки автодорога пересекает ее по мосту. В середине этой лесной полоски между дорогой и берегом реки стояла наша радиостанция, соединявшая нас с Большой землей.

В южном конце поселка, вернее, к югу от него развернулось строительство двух больших одноэтажных домов и здания управления.

В нашей палатке жил прораб А. И. Чащин, и по доброте его два места были заняты прорабами-поисковиками Мирским и Спиваком. Второй из них был когда-то учителем. Он любил копаться в печке, повторяя: «15 лет по-печному, и вся деревня этим занимается». Он происходил из забайкальских казаков и часто рассказывал о быте и нравах забайкальских и приамурских казаков.

Во второй половине октября в этих краях стоят уже большие морозы, нередко достигающие 30–35 градусов. Умываться же приходилось из проруби обжигающе холодной водой. Делать это нужно было проворно, не мешкая и, что очень важно, нельзя было на морозе вытираться полотенцем, особенно боялись этой операции руки, которые после этого начинали мерзнуть как следует. Это связано с тем, что вытертые охлажденные водой руки отдают остатки тепла на испарение увлажняющей их воды и обжигаются морозным воздухом, а невытертые защищены слоем воды, температура которой выше нуля.

Меня поразило в первые дни приезда, что здесь пили, пели и плясали по вечерам гораздо больше, чем в других местах, где я успел до этого побывать и где по сравнению с этим поселком, можно было сказать, царил сухой закон. Особенно это касается рудника «Бутугычаг», где у начальника рудника Н. И. Карпенко была норма выдачи спирта людям — 30 граммов на человека. Он писал резолюцию на бумажке: «В магазин. Выдать по 0,03 за н/р», то есть за наличный расчет.

А здесь было не так, и поэтому по вечерам и особенно под выходные дни неслись песни. Особенно запомнился мне вечер в день моего приезда, пришедшийся как раз в канун выходного дня, который был тогда не в воскресенье, потому что тогда действовала еще шестидневная неделя, введенная в 1931 году. Шум многократно усиливался тем, что все песни и другие звуки раздавались в палатках, а не где-нибудь за стенами, и поэтому свободно разносились по всей площади, занятой поселком. К голосам веселящихся в разных концах поселка присоединялся пестрый хор патефонов, которые громко на весь поселок и на все голоса кричали и пели. Все это усиливалось еще лязгом железных печек, труб, котелков и грохотом фанерных и деревянных ящиков, столов и табуреток, на которых наигрывали, как на ударных инструментах.