Виктор Володин - Неоконченный маршрут. Воспоминания о Колыме 30-40-х годов

Минируя иногда ряд деревьев, мы связывали заряды детонирующим шнуром, одним взрывом срубали ряд деревьев, валя их в одну сторону. Взрывали завалы или заломы леса на реке или лед на условных переправах, долбя для этого проруби в толстом льду и закладывая под метровый лед в воду пачки взрывчатки.

Это было гораздо интереснее, чем ночная беготня в зимнем лесу, потому что здесь мы чему-то учились, что могло, как казалось, когда-нибудь пригодиться. И это время проходило не совсем даром.

Гораздо меньше времени отводилось у нас занятиям в закрытом помещении. Это было изучение оружия: почти исключительно трехлинейной винтовки Мосина, гораздо реже и поверхностнее — ручного пулемета Дегтярева, револьвера системы Наган, ручной гранаты Дьяконова — РГД-33. С самозарядной винтовкой Симонова, пистолетом-пулеметом ППШ знакомились только по картинкам.

Кроме того, занятия в помещении посвящались политинформации, изучению саперного дела, медико-санитарному инструктажу и так далее.

Было у нас одно занятие, посвященное обучению борьбе с танками при помощи бутылок с горючей жидкостью. Были у нас три бутылки из-под шампанского, наполненные бензином. К ним была привязана вата, смоченная бензином, которую поджигали спичкой, и потом старались расколотить бутылку, многократно швыряя ее изо всех сил о дорогу. Долго ничего не получалось, потому что бутылки для шампанского были прочны. Наконец кто-то хватил бутылку о камень у склона сопки, и ему удалось ее расколоть. А вот как разбили две другие бутылки, я не помню.

Программа всевобуча была нами закончена к Новому году, и сразу же вслед за ней начались у нас такие же военные занятия истребительного батальона. Занятия у нас проходили теперь так же, как и при прохождении программы всевобуча. Без конца продолжались мальчишеские военные игры в казаки-разбойники. Часто чувствовалось, что наши командиры не знают, чем бы нас занять. Соберутся в кучку, посовещаются и опять выделяют человек 6–8, которые должны играть роль вражеских парашютистов, то есть просто прятаться в каком-нибудь районе леса, а остальные должны были их искать.

Помню, еще в начале декабря, когда у нас еще продолжалась 110-часовая программа всевобуча, в Усть-Омчуг привезли кинофильм «Разгром немецко-фашистских войск под Москвой» и всем нам были взяты билеты, а мы до начала сеанса на скорую руку занимались своим привычным делом, играя в парашютистов и истребителей. Я был в числе парашютистов, и нам удалось так хорошо спрятаться, что истребители никак не могли нас найти и уже начали проявлять беспокойство, боясь из-за игры опоздать на киносеанс. Они долго окликали нас, но мы вышли, только когда нас вызвал командир.

Несмотря на то что мы подавляющую часть времени занимались чепухой, убивая время на детскую игру с беготней, прятаньем в лесу, мы понимали всю серьезность положения, реальность угрожающего нападения японских самураев, готовых вцепиться в спину нашей Родины. Мы сознавали необходимость быть наготове к отражению возможного нападения. Досадно было, конечно, что мы непроизводительно затрачиваем время, вместо того, чтобы посвящать его изучению современного оружия. Ведь мы держали в руках только винтовку Мосина и пулемет Дегтярева только один раз. Показывали нам еще японскую винтовку системы Арисака, когда мы начали заниматься уже в истребительном батальоне. Нам говорили, что на каждого из нас имеется такая трофейная винтовка из захваченных в боях на Хасане и Халхин-Голе и что при необходимости они будут нам выданы.

В наших подразделениях были выделены связные, которые, когда понадобится, должны были обежать наших бойцов, извещая их о срочном сборе.

Истребительный батальон просуществовал около года. В конце 1942 года он постепенно прекратил свое существование.

Весьма существенным пробелом нашей военной подготовки было полнейшее отсутствие учебных стрельб. За все время, убитое на всю эту игру в подготовку, мы только одно занятие в воскресенье посвятили стрельбе, да и то только из мелкокалиберной винтовки, притом только по четыре патрончика дали истратить каждому бойцу-солдату. Как будто основной нашей целью была не военная подготовка возможных солдат, а скряжистая экономия несчастных жалких грошей. Это было более чем возмутительно.

Как будто и в бой нас собирались посылать с теми самыми игрушечными деревянными ружьями-винтовками, с которыми мы бегали в лесу возле агробазы.

Однажды в начале ранней весны под утро я услышал сквозь сон торопливый стук в дверь и такой же торопливый вскрик: «Володин! На площадку!». Затем по коридору застучали удаляющиеся бегом ноги. Я не сразу понял, что это тревога, что меня вызывают срочно на сборный пункт нашего истребительного батальона, на площадку ВОХР. В сонном мозгу возникла сначала мысль, что меня зовут на лестничную площадку нашего дома, где был телефон. Но вскоре я переварил полученный сигнал и, не поддавшись искушению сунуть босые ноги в валенки, оделся как следует, так как понимал, что предстоит провести несколько часов под открытым небом.

Одевшись, я побежал на место сбора во двор вооруженной охраны, еще издали увидев грузовики с заведенными моторами и бегущих туда людей. Немедленно нам стали выдавать винтовки и подсумки с патронами. Это было уже неприятно, так как говорило о том, что нам, возможно, предстоит бой. Но вскоре подсумки с патронами у нас почему-то забрали, оставив винтовки. Все стало на свои места. Стало понятно, что тревога самая обыкновенная, учебная.

Потом нам поставили боевую задачу: будто в районе 223-го км Тенькинской трассы высадили парашютный десант противника и мы должны занять линию обороны, не пропустив десантников в наш поселок. Затем мы сели на грузовики и нас отвезли не более чем на 10 км от поселка, хотя до места высадки десанта было 42 км. Там мы заняли линию обороны, даже не окапываясь, а лишь неглубоко зарывшись в пушистый снег. Совсем недолго посидев в своих ямках, мы по сигналу белой ракеты пошли вперед, в наступление, и пройдя шагов 100 или 150, по сигналу красной ракеты вышли на дорогу и отправились на машинах домой.

Но мне и, кажется, четырем еще товарищам выпала задача остаться затем, чтобы вытереть намоченные и вываленные в снегу винтовки. Я не досадовал на это, потому что мог теперь детально ознакомиться с винтовкой Арисака и с модификациями, которые она претерпела.

Однажды в мае, собравшись после работы на занятия истребительного батальона, мы услышали, что пойдем в поход, переправившись через Детрин на подручных средствах, и будем подниматься прямо на сопку. Другим подразделениям сопки достались и пониже, и поближе, а наша же была далекая и высокая; и ясно было, что с заданием мы никак не успеем управиться за 3 часа. На это нужно было по крайней мере 8 часов. Сопка была за рекой и за широкой заболоченной долиной ее. Но возражать не приходилось.