Виктор Володин - Неоконченный маршрут. Воспоминания о Колыме 30-40-х годов

На охоту мы с братом, как и в предыдущую зиму, ходили на куропаток, отправляясь всегда на Неглинку и ее притоки для поисков горняшек.

Кто-то рассказал мне о таком способе ловли куропаток-русловок: бутылкой в плотном надутом снегу делаются глубокие воронки, для чего бутылка втыкается горлышком вниз и затем вынимается, потом на снег возле воронок бросают бруснику так, чтобы и в воронки попало несколько ягод. Куропатки, бегая по снегу, поедают бруснику, находящуюся сверху, затем, заглядывая в воронки, видят ее и в них. Они вытягивают шеи, пытаясь достать ее оттуда, но это им не удается. В конце концов они будто бы, пытаясь достать ягоду, теряют равновесие, застревают головой вниз, не могут оттуда выбраться и замерзают.

Все это чем-то очень напоминало рассказы барона Мюнхгаузена, и я с самого начала считал, что это шутка. Но однажды я решил проверить эту шутку на практике. Взял поллитровку в рюкзак, немного мороженой брусники и отправился на лыжах вниз по Детрину. Но я так и не вынимал бутылку из рюкзака, потому что начиналась пурга и я понял, что если я сделаю воронки, то их все равно заметет ночью. Другого раза не представилось, чтобы проверить эту маловероятную, даже неправдоподобную теорию.

В 1943 году из всех полевых партий нашего ГРО, количество которых тогда было максимальным за всю историю геологического изучения этой части Магаданской области, только моя Тэнгкелийская партия дала практические результаты. Кроме заслуживавшего внимания оловянного оруденения, которое сулило перспективы, мы обнаружили весовое содержание золота в шлиховых пробах из речных отложений одной из долин, что свидетельствовало о наличии промышленных россыпей золота. Эти россыпи позднее в течение несколькихлет разрабатывались прииском «Бодрый», а я, Петр Иванович Авраменко и группа разведчиков были премированы за первооткрывательство. Тем не менее наше начальство сделало все от него зависевшее, чтобы затереть, сделать незаметными наши достижения, вместо того чтобы «поднять их на щит».

Передо мной вырезка из праздничного номера газеты «Советская Колыма» от 7 ноября 1943 года с заметкой главного геолога Тенькинского управления Н. П. Аникеева под заголовком «Успехи разведчиков». В ней, преследуя какие-то свои, не известные мне цели, автор, мягко говоря, допустил неточности. Он писал: «С замечательными показателями вернулась из тайги партия молодого геолога коммуниста товарища Тучкова, открывшая новое месторождение полезного ископаемого. Обнаружили за летний период месторождения различного, имеющего важное значение сырья партии геологов товарищей Котылева, Боровских, Асеева и Топуновой. Отлично справились с поисками партии товарищей Володина и Диброва».

Неточность, допущенная в этих строках заметки ее автором, как раз и состоит в том, что они опять-таки не соответствуют действительности. Ни И. И. Тучков и никто из перечисленных в заметке геологов никаких месторождений, к сожалению, не открыл. Золотоносная россыпь была тогда открыта только нашей партией одновременно с признаками оловянного оруденения, а автор заметки даже не говорит о том, что она что-нибудь открыла. Слова «справились с поисками» можно понимать по-разному, так как это совсем не синоним понятия «нашли».

Для чего нужно было нашему главному геологу тогда заниматься таким, прямо скажем, недостойным коммуниста жонглированием фактами, для чего выдающиеся достижения нашей полевой партии он поставил ступенькой ниже достижений пяти других партий и «на одну доску» с шестой из них, неизвестно. Думать, что он был недостаточно информирован, недостаточно ознакомился с результатами работ, нельзя. Он участвовал в приемке полевых материалов всех полевых партий, знал об их действительных достижениях и, следовательно, в заметке вполне сознательно допускал отступления от истины, будучи уверен, что никто не призовет его к ответу за это.

Нечего и говорить, что я был тогда не только возмущен, а буквально потрясен этой вопиющей необъективностью и несправедливостью нашего совсем не уважаемого шефа. Думаю, что об этом достаточно красноречиво свидетельствует тот факт, что я тогда вырезал из номера газеты эту заметку, и то, что я ее сохранил до сих пор, берег на протяжении 28 лет. При этом долгие годы я носил ее свернутой вчетверо с собой. Она до дыр протерлась на сгибах, бумага истерлась и одряхлела, но на ней, кроме пресловутой заметки, можно и сейчас прочесть стишки и частушки магаданских поэтов, высмеивающие главарей фашистского рейха.

Осенью 1943 года в составе нашего начальства произошли перемены. Начальником нашего геолого-разведочного «отдела» назначили Сергея Дмитриевича Раковского, заслуженного ветерана-золотоискателя, одного из первооткрывателей Золотого Алдана и Золотой Колымы и одного из пионеров освоения обеих золотых областей. Его я уже давно знал политературе, как это ни странно, по художественной. Еще до поездки на Колыму и даже до принятия окончательного решения по этому вопросу я прочел содержательную повесть Евгения Юнчи «Конец Ольской тропы», напечатанную в одном толстых журналов; кажется, это был «Новый мир». Там описывалась и первая экспедиция Билибина, положившая начало исследованиям и освоению Золотой Колымы. Одним из участников этой экспедиции и был Сергей Дмитриевич. Повесть, как я сказал, была содержательной. В ней было кое-что, позволяющее немного познакомиться заочно с Золотой Колымой.

Но, конечно, не обошлось в ней и без нелепого вздора, без головокружительной журналистской гиперболы и оголтелой фантастики. Помню описанную там сценку, выдуманную, конечно, автором повести очень неудачно. Вряд ли он консультировался по поводу описанного эпизода не только с геологом, но и просто с человеком, хотя бы поверхностно знакомым с элементарной физикой. Не исключено и то, что в погоне за сенсационной эффектностью сценки автор сознательно пренебрег правдоподобностью рассказа. Сергей Дмитриевич вышел будто бы утром из палатки, чтобы умыться в чистых прозрачных струях реки и вдруг, всматриваясь в отражение своего лица, увидел желтые пятна, которые будто бы оказались золотыми самородками, видневшимися сквозь прозрачную воду.

В той же повести рассказывалось и о том, что С. Д. Раковский, будучи студентом юридического факультета университета (кажется, Иркутского), отправился в составе артели старателей на Алдан, когда там была открыта золотоносность и началась золотая лихорадка. Оттуда он и отправился на Колыму в 1928 году, чтобы принять участие в первой экспедиции Билибина.

В какой-то степени эта повесть повлияла на наше с братом Волей решение ехать на Колыму, подтолкнула его. Когда я работал на Лазо, то слышал, что он работает на базе дальних разведок Северного управления, преобразованной тогда в Западное управление.