Виктор Володин - Неоконченный маршрут. Воспоминания о Колыме 30-40-х годов

Дом в конце концов вспыхнул и быстро сгорел, так как этому помогали бензин и топящиеся печи. Щербаков с членами своей семьи так же, как и другие обитатели, сначала благополучно выскочил из загоревшегося дома, но потом вдруг вспомнил о какой-то забытой вещи и бросился опять туда, несмотря на то что все уже было объято пламенем. Его не удержали и крики жены и соседей, которыми его попытались остановить. Выскочить оттуда ему уже не удалось, и больше его никто никогда не видел.

Еще в начале зимы Дмитрий Павлович Асеев попросил меня, чтобы я написал рецензию на его отчет о детальном шлиховом опробовании речных отложений среднего течения Бахапчи, произведенном минувшим летом. Он уже заканчивал этот отчет и собирался уезжать туда же в качестве начальника нового разведрайона, который нужно было организовать. Он говорил, что отчету него получился довольно большим, потому что «я хоть и мало сведущ, но писуч».

Не помню, как тогда сложились обстоятельства, в связи с которыми я так и не написал отзыва об отчете, о котором просил Асеев. Помню только, что я его действительно не писал, хотя отчет читал, но, кажется, не весь. Лучше всего мне запомнилось выражение Дмитрия Павловича о его «писучести», придуманное им, конечно, «для смеха», как нередко говорили в те времена и раньше.

Приближалось окончание камеральных работ, близилось наступление весны и начало подготовки новых полевых работ. Тут, как и следовало ожидать, появился и кандидат в первооткрыватели, претендующий на право «собрать пенки» на нашем прошлогоднем участке. На этот раз претендентом на такое право оказалась Галина Александровна Топунова, вторая из наших «начальственных дам», жена Евгения Пантелеймоновича Машко. Она, вероятно, рассуждала так: если три года тому назад Е. Н. Костылев уступил свое право на первооткрывательство М. С. Венчуговой, то почему бы теперь В. Д. Володину не уступить мне свое право работать на перспективном участке.

С таким предложением и обратилась она ко мне однажды в преддверии приближающейся весны. Но я твердо заявил, что сам намерен выполнять работы, проект на которые составил еще осенью. Я не намеревался повторить мягкотелый поступок Е. Н. Костылева, допустить повторение вопиющей несправедливости, проявленной тогда в отношении его в благодарность за уступчивость.

Я знал, что нужно быть твердым и не уступать свое право любителям легкой наживы. Таким я оставался и тогда, когда подобный разговор возник опять с Г. А. Топуновой, потом с П. Н. Спиридоновым. Начальство почему-то в этом препирательстве поддерживало сторону Г. А. Топуновой.

Наконец меня вызвал по этому вопросу главный геолог Н. П. Аникеев. Он предложил мне уступить Г. А. Топуновой Сталинградскую партию, а самому возглавить полумиллионную партию на Челомдже. Он рассчитывал, что я должен «клюнуть» на такую «приманку». И расчет его был правилен. Предложение было заманчивым, так как я никогда не работал на рекогносцировочной геологической съемке и хорошо понимал, что это последняя возможность, потому что «белых пятен» больше на нашей карте нет. Везде уже «ступала нога геолога».

Но мне было ясно и то, что в этом предложении всего лишь тонкий ход Н. П. Аникеева, который хочет лишь одного: чтобы я отказался от права работать на Сталинградце, конечно, в пользу Г. А. Топуновой. А что Н. П. Аникеев умеет тонкой лестью найти путь к душе человека, уговорить его, я знал. Я уже не помню теперь примеров подобных уговоров, кроме разве костылевского, которые я знал тогда, но годом позже он подобным приемом обработал С. И. Кожанова и заставил его взяться за геоморфологическое изучение нашей громадной территории, в котором тот увяз безнадежно, и после двух лет работы, затратив много времени и средств, оставил ее незаконченной и уехал.

А уговорил он его взяться за эту работу сказав, что, кроме него, Кожанова, никто в нашем коллективе не способен справиться с этой работой, и потому ее и предлагают ему. Сергей Иванович, как бесхитростный, доверчивый человек, не усомнился, что Н. П. Аникеев действительно так считает, проникся уважением к самому себе и уверенностью в своих силах и взялся за работу, которую не в состоянии был выполнить. Возможно, или даже вероятно, что Николай Петрович действительно искренне думал так, как говорил С. И. Кожанову, но опыт показал, что он ошибался, что он не проявил необходимой прозорливости при выборе кандидатуры исполнителя этих работ.

Безусловно, в другое время я с радостью согласился бы выполнить предлагаемую рекогносцировочную геологическую съемку и поисковые работы, тем более на последнем «белом пятне», но теперь я помнил о том, что не должен уступать Г. А. Топуновой и никому другому из принципа. И я до конца проявил твердость, отстоял свое право производить на Сталинградце поиски рудного месторождения.

Началась подготовка к новым полевым работам, разработка полевого задания, комплектование личного состава партии. В качестве прораба, руководящего копушением и канавными работами, по рекомендации брата я хотел назначить техника-геолога, работавшего на руднике «Бутугычаг» Шагова, так как знал, что П. И. Авраменко предполагали назначить в партию, где начальником был Г. С. Киселев. Но позднее прорабом Сталинградской партии был назначен все же П. И. Авраменко, а Шагов остался на Бутугычаге, и это оказалось роковым событием для него, так как он вскоре погиб на руднике. Мне было очень жаль этого человека, потому что мне казалось, что я, хоть и косвенно, в какой-то степени оказался виновным в его гибели. Прояви я больше твердости в отношении П. И. Авраменко, который вначале сам хотел идти в партию Г. С. Киселева, то Шагов не встретил бы тогда своего трагического конца.

Старшим коллектором был назначен Акафий Ефремович Михоланов, десятниками — Шинкаренко и Новиков, топографом — Г. Г. Логинов.

Рабочих помню далеко не всех, потому что их было сравнительно много. Все они были новые, раньше у меня не работавшие, так как все рабочие прошлогоднего состава вместе с другими рабочими Детринского разведрайона и с техническим персоналом были зимой отправлены на Индигирку для укрепления нового управления. Только Иванов вторично пошел в мою полевую партию. Кладовщиком был Чебудаев, возчиками — Бекашев и Фуре. Были еще рабочие Орлов, Гагарин, Романтеев. Весна выдалась ранняя. Снег начал таять рано. В начале апреля в поселке был уже мокрый снег и лужи стояли на дорогах. Снег быстро таял, и уже не только в поселке. Давно было выписано и получено снаряжение, продовольствие и другой инвентарь нашей партии, приближались первомайские праздники, но оленей для перевозки грузов все еще не было. Они прибыли только 2 мая, когда снег в тайге уже сильно растаял.