Виктор Володин - Неоконченный маршрут. Воспоминания о Колыме 30-40-х годов

Кунгасы П. И. Авраменко построил большие. Каждый из них имел водоизмещение тонн по 8 или 10.

Весна Победы ознаменовалась еще одним достопримечательным событием. В нашем поселке, как и в других поселках нынешней Магаданской области, появилась, наконец, милиция. Но она была создана отнюдь не для того, чтобы защищать права граждан, обеспечивать их безопасность, ловить воров, разбойников и других преступников. Самым главным выдающимся мероприятием, проведенным начальником отделения милиции капитаном Бурдиным, было поголовное разоружение начальников геологических партий. Люди в начале года шли в милицию, чтобы продлить имевшиеся у них разрешения на ружья, как и раньше, приходили для этого в райотдел НКВД, а он у всех подряд отнимал ружья, хотя это было не какое-нибудь там нарезное оружие в виде пистолетов или винчестеров, а обыкновенные гладкоствольные охотничьи ружья, причем даже зарегистрированные в НКВД, на которые у их владельцев были разрешения, ежегодно продлеваемые. В чем был смысл проведенного самодурского мероприятия, сам пресловутый капитан вряд ли сумел бы объяснить.

Когда не было в поселке милиции, функции ее в части оформления разрешений на оружие выполнял райотдел НКВД, причем делал это не формально, а по существу. Там, например, не придавали большого значения, если человек являлся, чтобы продлить разрешение, не в первые дни января, а немного позднее. А Бурдин отнесся к делу формально. Проявил свою власть, а ружья присвоили милиционеры, потому что денег, которые после продажи отнятых ружей должны были нам отдать, мы не получили.

Подрастал потихоньку Дима, мой маленький племянник. Ему исполнилось год и четыре месяца, когда он начал говорить: «Там дёва», что означало «там дрова», и в то же время он полюбил забивать гвозди молотком. Бывало, завладеет молотком и ходит, не выпуская его из рук, по всей квартире, разыскивая гвозди, которые ему иногда удавалось найти. Тогда он тут же и заколачивал найденный гвоздь в пол. Я наблюдал это, когда заболел и лежал дома.

Начался май. Уже кончались ожесточенные бои в Берлине, над Рейхстагом уже развернулось Знамя Победы. Я еще продолжал подготовку к полевым работам, а П. И. Авраменко с рабочими занимался постройкой кунгасов на своей верфи возле кулинского моста.

В понедельник 8 мая был обычный рабочий день, только что началась трудовая неделя. У нас в геолого-поисковом отделе находился В. Т. Матвеенко, который был теперь старшим инженером геолого-поискового отдела ГРУДС в Магадане. Было еще утро, хотя, может быть, и не раннее, а, скорее, позднее. Раздался телефонный звонок. Кто-то взял трубку. Кажется, это была Зинаида Петровна Ларионова, наш техник отдела. Она сразу же бросила трубку на рычаг и закричала во весь голос, что Германия капитулировала, пришла Победа. Начинался Мир.

Стихийно все выбежали на улицу и побежали к трибуне, стоявшей возле Доски почета в полутора десятках шагов от здания ТГПУ. Там почти тотчас же начался митинг, который, как позднее писали и говорили, возник стихийно, хотя на самом деле политотдел поторопился возглавить это дело, чтобы оно не пошло самотеком.

Вот в эти минуты, когда мы бежали к трибуне, можно было наблюдать сцены подлинного ликования служащих Дальстроя. Все были радостные, веселые, напоминали пьяных, бежали по улице, поздравляли встречных и целовались с незнакомыми.

После митинга многие стали «соображать» насчет выпить-закусить по такому законнейшему поводу «огненной воды», но спирта не было в торговой сети и на складах. Только на нашем складе для полевых партий была половина бочки спирта, и распоряжался этим спиртом теперь Н. П. Аникеев. К нему и обращались теперь многие алчущие, а он был добр к чужим и не давал этого зелья своим. Я, например, был глубоко обижен тем, что мне он отказал в выдаче его.

Помню, в этот день многие вспоминали и произносили крылатые слова Ярослава Гашека из «Приключений бравого солдата Швейка» — «в шесть часов вечера после войны», уже использованные в одноименном фильме и потому уже затасканные. Тем не менее многие хотели отметить этот час, но было нечем.

Последние дни в Усть-Омчуге после работы я проводил с Волей на огороде за посадкой картошки, капустной и табачной рассады. Картошка у нас была яровизированная, хорошо пророщенная, заблаговременно рассаженная в бумажные стаканчики. У нее были длинные ростки с хорошо развитой корневой системой и даже с завязью, иногда крупной.

Одной из наиболее ценных культур на нашем огороде была табачная рассада, потому что табак, особенно в эти годы, был очень дефицитным, и поэтому цены на него на «черном рынке» неимоверно взвинтились. Один грамм махорки или легкого табака постоянно котировался в 5 рублей, а иногда доходил до 10 и больше.

Но вот я получил сообщение от Авраменко о том, что кунгас готов, можно было отправляться. Вот уже получены инструменты, снаряжение, инвентарь, спецодежда, продовольствие и материалы, погружено все на студебеккер, и мы готовы к отъезду.

Утром я уезжал. Меня провожали через весь поселок к складу, находившемуся на его краю у дороги, где нас ожидала нагруженная машина, все три мои племянницы, на которых я развесил ружья, что я заблаговременно получил и хранил дома. Из всех племянниц только почти 10-летняя Надя была довольно рослая, а 8-летняя Инна и 5,5-летняя Нэля были тогда маленькие, и ружья, висевшие на их плечах, почти волочились по земле.

Я их тогда сфотографировал, но снимок, к сожалению, затерялся.

К концу дня мы доехали до кулинского моста и остановились в том же помещении, где жил Авраменко с рабочими, пользуясь гостеприимством дорожного прораба, производившего достройку моста.

Года на 3 раньше, то есть в первый и второй годы войны, когда разворачивались предприятия золотодобывающей промышленности нашего управления, была построена большая электростанция для обеспечения этих предприятий электроэнергией. Электростанция, работающая на дровах, от которой на предприятия тянулись высоковольтные линии электропередачи, была построена на высокой 40-метровой террасе правого берега Кулу вблизи моста.

По проекту намечалось снабжать электростанцию дровами, заготавливаемыми в верхнем течении Кулу и доставляемыми на электростанцию молевым сплавом (сплав древесины без судовой тяги. — Ред.). Здесь они улавливались при помощи перегораживающего реку бона, состоящего из бревен, соединенных в узкие сплотки, укрепленные вдоль стального троса. Но ко времени нашего приезда туда уже давно никакого сплава по реке дров не было. Их возили тогда несколько десятков студебеккеров с полуприцепами, работавших на американском бензине. Не знаю, было ли это рентабельным делом — возить дрова, изнашивая импортные автомашины и расходуя импортный бензин, чтобы потом на этих дровах получать электроэнергию. Она обходилась, конечно, очень дорого.