Михаил Пашкевич - Афганистан: война глазами комбата

Связались с летчиками и со штабом армии, доложили обстановку. Оттуда дали «добро» на проведение эвакуации вертолетом. Для обеспечения безопасности летчиков, на тот случай, если вертолет будет сбит, создали мобильную бронированную группу из четырех танков, взвода БМП и двух минометов «Василек». Действие таких групп предусматривалось всегда, когда вертолеты делали посадку на заставе. Собрав бронированную группу, коротко объяснив обстановку, определив порядок действия во всех ситуациях, мы начали движение. Исходный район группы находился у самой кромки «зеленки», на кратчайшем направлении к сторожевой заставе.

В 4 часа утра операция началась. Темнота кругом еще такая, что не видно вытянутой руки. Боевые вертолеты прикрытия поднялись в воздух. По радио переговариваемся с Сашей Секриером. Контролируем обстановку. Вот с аэродрома поднимаются еще два вертолета. Один основной, другой — дублирующий. Вертолет па малой высоте проходит над нашей колонной, берет курс на ориентир — видимый с воздуха канал. Прошла минута полета. Застава доложила, что сигнальные опознавательные огни зажжены. Еще одна-две минуты — и все облегченно вздохнут. Но тут откуда-то снизу, из темноты, вырывается вверх шлейф яркого пламени, на мгновение всех ослепив. Сразу запрашиваю заставу: «Вертолет пришел?» Ответ: «Нет». Спрашиваю Секриера: «972-й! Где вертолет?» Ответ: «Не вижу». Но взрыва-то не было. И тем не менее вертолет никто не видит ни с земли, ни с воздуха. Вертолет пропал. Но не может же он исчезнуть бесследно? Надо искать. Вот оно, то мгновение, из-за которого ты здесь стоишь и тайно в душе всегда надеешься на благоприятный исход. То ли от страха, то ли от напряжения начинают мелко дрожать колени. Все еще ожидая чуда, по радио спрашиваю: «Не пролетал ли он мимо заставы? Может, заблудился?» Ответ прежний: вертолета нет.

Лукавят все те, кто утверждает, что на войне не страшно. На войне бывает жутко. Главное не расслабиться, побороть этот страх, причем сделать это нужно быстро. Не дать возможности появиться подлой мыслишке, иначе найдется причина оправдать свою трусость.

Без дороги, ломая дувалы и мелкие деревья, по виноградникам, напрямую к месту предполагаемого падения вертолета пошла колонна. Замполит эскадрильи дает команду дублирующему вертолету забрать раненого. Вертолет садится на заставу, берет раненого и уходит. Но мы этого уже не видим.

…Начальник медицинской службы батальона лейтенант Прач Василий Васильевич находится в первом вертолете, летевшем на заставу за раненым. Вдруг его, сильно подбросив, кинуло в сторону кабины. Больно ударившись несколько раз обо что-то, он потерял сознание. Очнулся. В кромешной темноте нащупал недалеко от себя автомат. Присмотрелся. Впереди тускло светился проем открытой двери. Ничего еще не понимая, он выбрался из вертолета. Рядом, помогая друг другу, через окна разбитой кабины выбирались летчики. Вертолет лежал боком на глиняном дувале. С обломанным хвостом и несущими винтами, с полностью помятым носом и оторванными шасси. Собравшись вместе, два летчика, борттехник и врач почему-то шепотом начали выяснять, что же произошло. Так и не разобравшись толком, в чем дело, прикинули свои возможности. Оказалось негусто: четыре автомата, один пистолет, две гранаты и укомплектованная медицинская сумка.

Отошли от вертолета метров на тридцать — сорок, залегли. Приготовились подороже отдать свои жизни. Где-то далеко глухо ревели моторы танков. Высоко в небе стрекотали вертолеты. Пролежав так около пяти минут, стали думать, как поступить дальше. Канал они не перелетали. Значит, застава где-то совсем рядом. После короткого совещания решено было идти вперед. Пройдя метров сто, услышали впереди голоса. Разобрать, о чем говорят и кто, было невозможно. На всякий случай залегли. Через несколько минут кто-то громко крикнул на русском языке. В небо взлетела ракета. В 250 метрах перед ними находилась сторожевая застава.

В это время бронированная группа в кромешной темноте шла вперед. Казалось, что нет конца и края и этой ночи, и этой не торенной никем дороге. Прошли уже приличное расстояние, а ни вертолета, ни людей нет. Вдруг в эфире появился позывной заставы. «Я, Памир-двадцать, летчики и врач у нас. Все живы». Меняем направление движения в сторону заставы, до которой метров шестьсот-семьсот.

На востоке медленно разгорается рассвет. Через 15 минут мы у заставы. Смотрим друг на друга, смеемся, плачем и обнимаемся. Торжествует боевое братство. По одному человеку рассаживаем спасенных в танки и, не заходя на заставу, по кратчайшему маршруту быстро уходим из «зеленки». Через 20 минут после нашего ухода сторожевая застава подверглась жесточайшему минометному обстрелу. К лежащему неподалеку и поэтому хорошо просматриваемому через кусты вертолету пытались подобраться люди с оружием. Застава сильным огнем воспрепятствовала этому. Через полчаса вертолет сгорел.

Меня часто обжигает обида, когда я слышу разговоры о том, что якобы многие из отслуживших в Афганистане парней вернулись наркоманами, с надломленной психикой и разными другими отрицательными качествами. Были ли там у нас эти проблемы? Если однозначно сказать «нет» — значит погрешить перед совестью. Если же сказать категоричное «да» — значит незаслуженно обидеть своих боевых товарищей.

Дело в том, что вопросы, связанные с употреблением «чарза», неуставными взаимоотношениями, время от времени ставились на повестку дня. Но, подчеркиваю, время от времени. Не систематически.

Попробую коротко пояснить. Кто знаком с обычаями этой страны, тот знает, что мужчины-афганцы спиртных напитков, как правило, не употребляет. Во всяком случае, та их часть, которая верит в Аллаха и соблюдает все обычаи. На торжествах мужчины собираются в отдельной комнате, едят приготовленную пищу и курят. Но курят не простой табак, а такой, в который добавлен «чарз» — наркотик, туманящий сознание, облегчающий мысли и уводящий от проблем.

Но этой причине «чарз» распространен в Афганистане. И в таком случае у кого-нибудь да возникает соблазн его попробовать. Из личных бесед со многими военнослужащими, как во время службы, так и, главное, после их увольнения, я для себя сделал вывод, что по одному разу «чарз» пробовали около половины курящих. А курящими в моем батальоне были далеко не все. Не курили, например, те, кто ходил в горы на боевые действия. Вместо сигарет они получали сахар.

Пробовали «чарз» от 5 до 10 раз процента три из числа курящих. А систематически курили наркотик единицы, причем не в каждом подразделении. И при хорошей постановке разъяснительной работы, как правило, получались соответствующие результаты.