Михаил Пашкевич - Афганистан: война глазами комбата

Сам по себе подобный факт, может быть, и не заслужил бы такого пристального внимания в обычных условиях, но здесь-то условия были не обычные. В любую минуту все могло измениться, и в считанные минуты мирная жизнь могла превратиться в грохотавший разрывами реактивных снарядов ад. А значит, здесь не может быть служебного и неслужебного времени. Тем более что вокруг звучали автоматные очереди и темное небо разрывалось светящимися линиями трассирующих пуль. И вела огонь ствольная и реактивная артиллерия. А невидимые снаряды, пролетая с каким-то треском-шелестом, рождали в душе непонятную тревогу.

Утром на построении, отведя офицеров и прапорщиков в сторону, я объявил свое решение о том, что впредь все торжества в батальоне мы будем проводить без употребления «горячительных» напитков, чем вызвал недоверчиво-скептические улыбки и сомнение в возможности выполнить это решение хотя бы самому.

Время на войне идет по-разному. Иногда не заметишь, как пролетел месяц — вроде только начался, а вот уже и двадцатое число. А иногда один день тянется так долго, что к вечеру кажется, что прошла неделя и переспрашиваешь, какое же сегодня все-таки число.

Приняв дела и должность, включившись в работу, я закрутился в повседневных заботах, и задача контроля за употреблением спиртных напитков сама собой отошла на задний план. Да и не попадался явно никто. Но всякое тайное рано или поздно становится явным. Так, возвращаясь однажды со сторожевой заставы управления 1-й роты, я решил проехать в управление 3-й роты. Разогнав свой БТР, насколько это было возможно, мы проскочили наиболее опасный участок и через несколько минут оказались на дороге в 150 метрах от управления роты. И хотя основная часть личного состава находилась за стенами заставы, я все же обратил внимание на какую-то суету среди ее обитателей. Доложить с рапортом ко мне выбежал старшина роты. На мой вопрос, где командир, он ответил, что командиру нездоровится и он уехал в санчасть батальона. Что-то в его ответе меня насторожило, да и выехать из роты куда-либо командир мог только с моего личного разрешения. Внимательно осматривая заставу, я зашел в небольшой садик на заднем дворе. Среди низко опущенных веток айвы, привязанный к широкой афганской деревянной кровати, запрокинув голову, весь облепленный мухами, спал пьяный командир роты Валерий П. Человек, который должен вести за собой людей, обучать и воспитывать, которого уже одна его должность обязывала быть примером, сейчас выглядел так гадко и отвратительно, что более мерзкой картины, чем эта, мне видеть не приходилось.

А произошло следующее. Напившись, капитан П. приказал ротному технику заводить БТР и везти его в батальон. Тот, конечно, отказался это делать. Тогда II. схватил автомат и стал кричать, что застрелит техника как «бешеную собаку». Подчиненные разоружили своего командира и, желая избежать дальнейших неприятностей, привязали его к кровати. Увидев же мой БТР, они перенесли его вместе с кроватью в садик, где я его и нашел. Я приказал загрузить капитана П. в грузовую машину и доставил его на гарнизонную гауптвахту. После этого случая все мои надежды на чудо-выздоровление алкоголика ушли раз и навсегда. А люди, склонные к употреблению или употреблявшие спиртное, стали объектом моего пристального внимания. Что касается капитана П., то я в очередной раз отправил документы на снятие его с должности и досрочное откомандирование в Союз с последующим увольнением из рядов Вооруженных Сил СССР.

Решением начальника штаба армии капитан П. был отстранен от исполнения обязанностей командира роты и находился в управлении батальона под моим личным контролем. И тем не менее умудрялся еще несколько раз напиваться. За что был практически постояльцем гарнизонной гауптвахты. А в ноябре пришел приказ откомандировать его в Союз.

История с пьянством капитана П. была еще логически не завершена, как у меня появился повод снова убедиться в том, что в условиях, когда у каждого человека имеется оружие, с «зеленым змием» необходимо не только бороться, а вырывать его с корнем. Однажды вечером, около 20 часов, мне потребовалось собрать офицеров управления для решения текущих вопросов. Быстро пришли все, за исключением двоих. И хотя территория батальона была небольшой, но в течение 40 минут найти их не могли. Вскоре они появились сами, и все стало понятно: оба были слегка навеселе.

К этому времени работа, проводимая с капитаном П., приобрела широкую гласность. Мое отношение к пьющим было однозначно. Для изоляции от личного состава и дабы чего не случилось, эти офицеры отправились на ночь в то самое заведение, где был «прописан» капитан П.

Я внимательно начал разбираться, что и как, а главное — где? Прямо за территорией батальона стояла радиостанция средней мощности, которая использовалась как ретранслятор. Начальник станции прапорщик Белов и с ним еще четыре человека жили рядом с машиной в самодельном небольшом домике-землянке. Особых хлопот у меня с ними не было. Они сделали на нашу территорию калитку, через которую ходили в баню и за хлебом.

И вот в процессе моего «частного расследования» я узнал, что корень зла там. На следующий день вместе с заместителем по тылу и замполитом я пошел «в гости» к соседу. На месте его не оказалось. Поговорив с людьми, я без особых усилий обнаружил 40-литровый бак с виноградным вином. Долго не размышляя, приказал вылить вино на землю, а бак передать зампотылу, что и было сделано.

Где-то через час, выходя из столовой в окружении офицеров, мы увидели бегущего по дорожке в нашу сторону пьяного прапорщика с перекошенным от ярости лицом. Он выдавал такие «словосочетания», что мы остолбенели. Не добежав до меня несколько метров, прапорщик сорвал с плеча автомат и полоснул длинной очередью у нас над головой. Было от чего удивиться. Он сделал еще две-три очереди в воздух, сопровождая их не особо лестными выражениями в мой адрес. Затем потребовал, чтобы все стоявшие рядом отошли от меня, ибо он будет «делать решето». Потому как, по его мнению, какой-то щенок, только что приехавший и не успевший еще пороху понюхать, посмел связываться с ним, ветераном Афганистана, который дослуживает уже второй срок.

Из офицерского домика выбежали офицеры и, пытаясь убедить прапорщика отдать оружие, начали подходить к нему. Но Белов произвел длинную очередь в двух шагах от них и закричал, чтобы никто не делал ни шагу ближе. Из караульного помещения выбежала смена караула и бросилась на помощь. Именно это, вероятно, и отвлекло на несколько секунд Белова: он повернулся в сторону бегущих и стал что-то кричать, переложив автомат в левую руку. Командир взвода лейтенант Алиев броском достал Белова, выбил автомат у него из рук. После этого вызвали коменданта, и тот забрал Белова на гауптвахту.