Иван Травкин - Всем смертям назло

— Товарищ боцман, — оправдывается Широбоков, — что же мне делать, коли я такой разговорчивый уродился? И потом это не совсем честно: я же ваши ошибки никуда не записываю, а помните, как вы нырнули невпопад во время торпедной атаки?..

В конце концов радист поклялся, что сменит у себя в горле шестеренку на несколько зубцов пореже, и мичман Рашковецкий, довольный таким обещанием, оставляет его в покое. А в отсеке все весело смеются:

— Уговорил Широбоков боцмана!

Обед в этот день получился праздничным. Заведующий продовольственным снабжением фельдшер Андреенков так расщедрился на радостях, что даже распорядился выдать команде по стакану хорошего вина.

После того как мы потопили два транспорта, противник усилил в контролируемом нами районе противолодочную оборону. Вражеские дозорные корабли стали использовать в темное время сильные прожекторы. Много раз их ослепительные лучи нащупывали нас, и нам приходилось как можно быстрее нырять на глубину.

Принимаю решение на время покинуть нашу позицию. Не всегда нужно идти напролом. Первое условие успеха в нашем деле — оставаться незамеченным и нападать внезапно.

Была и другая необходимость сменить район: после капитального ремонта мы так и не успели уточнить надводную и подводную скорости своего корабля на разных режимах, и у нас имелись небольшие ошибки в счислении.

На следующий день мы уже были западнее острова Готска Санде в легли на грунт для перезарядки торпедных аппаратов. Я решил дать отдых команде.

На переходе нам удалось принять сводку Совинформбюро. В ней говорилось о стойкости наших воинов на берегу Волги. Цейшер побывал во всех отсеках, читая и разъясняя сводку. Она взволновала каждого. Помню, зашел я тогда в пятый отсек. Вижу, вокруг молодого коммуниста Панкратова собралось человек шесть — семь. Уроженец Сталинграда, Панкратов с воодушевлением рассказывал товарищам о своем городе. Он даже начертил на листе бумаги план, и все внимательно рассматривали этот нехитрый рисунок, стараясь представить себе те места, где разгоралось величайшее в истории сражение.

Отдохнув на грунте и перезарядив аппараты, мы выбрали участок между маяками и за несколько галсов довольно точно определили свою надводную и подводную скорость. После этого направились снова в назначенный нам район. Море становилось все неприветливее — ветры, дожди, туман.

Гитлеровцы стали чрезвычайно осторожны. Их конвои теперь ходили редко, преимущественно ночью и с большим охранением. Но мы настойчиво вели поиск.

Как-то во время зарядки батареи вахтенный сигнальщик показал рукой вправо:

— Курсовой двадцать — судно!

Подношу бинокль к глазам. Но мелкий дождь серой пеленой закрыл горизонт. С трудом разглядел расплывчатый силуэт. Две трубы над низкой палубой. Похоже, что не транспорт. Действительно, вскоре выяснилось, что это миноносец.

Принимаю решение атаковать, пока враг нас не видит. Но тут миноносец резко поворачивает в нашу сторону, взвивается белая ракета. Мы обнаружены!

— Срочное погружение!

Несколько раз волны выбрасывали лодку на поверхность. Наконец стрелка глубиномера поползла вправо: пять, семь… двенадцать метров.

И вдруг палуба круто наклонилась, и лодка, опустив нос, стала стремительно падать.

Боцман доложил, что носовые горизонтальные рули заклинило в положении «погружение на полный угол». Фу черт, повторяется история, которая произошла на учениях в 1936 году! Как говорят: «Кажинный раз на этом самом месте»… Стрелка глубиномера показывала уже более шестидесяти метров, когда, опомнившись, я приказал дать сжатый воздух в носовую цистерну и остановить электромоторы. Лодка выровнялась. Ильин удифферентовал корабль без хода, регулируя глубину погружения с помощью перископа. Это значит, что, поднимая перископ, он увеличивал плавучесть, а опуская, уменьшал ее и тем самым удерживал лодку на заданной глубине. Такой маневр у нас был отработан очень хорошо.

Миноносец сбросил несколько глубинных бомб и оставил нас.

Спустя два часа мы всплыли. Рулевые и электрики сдвинули рули с мертвой точки, снова отрегулировали их. Над морем занялось хмурое, серое утро. Мы погрузились и снова начали искать противника. В лодке стояла тишина: вахту несла одна смена, остальные отдыхали.

Я тоже отправился на свое излюбленное место: в пятый, электромоторный, отсек, где всегда тепло и уютно. Но только сомкнул глаза, слышу, объявляется торпедная атака. Бегу в центральный пост. Лейтенант Калинин отдает распоряжения рулевым, а сам наблюдает в перископ. Уступая мне место, он доложил, что никак не может определить класс судна. И верно, сильная рефракция (преломление света — явление, в общем-то не свойственное осенней Балтике) никак не давала разглядеть, что там движется на горизонте. Я с тревогой подумал: уж не тот ли миноносец, который нас вчера атаковал? Но постепенно рассмотрели: буксир с двумя баржами. Хорошо, что не поторопились с атакой. Баржи оказались пустыми — ватерлиния на их бортах находилась много выше уровня воды. На такую цель жалко тратить торпеды.

А позиционные будни тянутся и тянутся. Наступил самый неприятный на Балтике месяц — ноябрь.

2 ноября я получил радиограмму. Штаб сообщал, что через пашу позицию, возможно, пройдет вражеский танкер с бензином, следующий в Финляндию. Проложили курс в район вероятной встречи с ним.

Волны беспрестанно обрушивались на палубу Сильно качало. Я стоял на мостике и, ежась от холода, курил папиросу за папиросой. Взглянув на сигнальщика, заметил, что он очень внимательно рассматривает что-то на горизонте. Направляю в ту сторону свой сильный ночной бинокль и вижу два транспорта в охранении четырех сторожевиков. Дистанция — кабельтовой двадцать пять.

Ложимся на боевой курс. Атаку хочется провести быстро и скрытно, а тут, как назло, улучшилась видимость и ветер еще больше усилился. Но вот черная громада транспорта подползла к мушке ночного прицела. Подаю команду торпедистам. Торпеды понеслись с сильным ревом, так как волна часто оголяла их винты.

— Право на борт!

Разворачиваемся на контркурс. Ждем взрывов. Миновало тридцать, сорок, пятьдесят секунд, минута, другая, а взрывов нет. Высокие волны сбили торпеды с курса.

Повторять атаку нет возможности: не успеем развернуться. Да и смысла нет в такой шторм. Конвой уходит от нас, даже не подозревая, какая беда миновала его. А я едва сдерживаюсь от досады. Невыразимо жаль торпед, выпущенных напрасно.

И снова поиск. С трудом борется лодка со штормом. Углубляемся в северную часть Балтийского моря, к плавучему маяку Альмагрундет. Это наиболее спокойный район, я специально выбрал его, чтобы за ночь основательно проветрить отсеки. Мы открыли и рубочный люк и дополнительный люк дизельного отсека. Вдруг крик вахтенного наблюдателя: