Иван Шевцов - Орел смотрит на солнце

Разруха, голод, эпидемии черной тучей нависли над разоренной, истощенной войною Россией. Потерпев поражение в открытой вооруженной борьбе с молодой Советской республикой, международный капитал и внутренняя контрреволюция отнюдь не сложили оружия. Борьба ожесточалась, принимая новые формы. На свержение советской власти враги бросали все силы, не брезгуя ничем: заговорами, экономической блокадой, кулацкими восстаниями, предательскими убийствами активных коммунистов.

Народ голодал. Трудно жилось и писателям. Но Сергей Николаевич никогда не жалел о том, что отверг предложение выехать за границу. Вспоминая об этом времени, Ценский писал:

«Когда ликвидирована была авантюра Врангеля и Крым окончательно был занят Красной Армией, явилась возможность письменных сношений с Москвой и Петроградом. В начале 21-го года я обратился к Ал. Макс. [Горькому] уже сам с обстоятельным письмом. В этом письме я просил его информировать меня по поводу вопросов, связанных с тогдашним положением литературы, с возможностями печатания беллетристики в журналах и выпуска книг в издательствах. В Крыму в то время было катастрофически голодно. Всего только за четыре пуда муки я продавал тогда свою дачу, но и эта цена всем казалась неслыханно «рваческой». Состоятельные татары, к которым я обращался, говорили мне на это: «Це-це — ка-кой человек хитрый!.. Слыхали мы, был такой один — Лев Толстой, — о-очень хитрый! А ты, — так думаем, — еще хитрей Лев Толстой будешь!» — и кивали укоризненно головами.

Так никто и не купил моей дачи даже за четыре пуда муки!.. Между тем какой-то приезжий петроградец указал мне, как выход из безнадежного положения— уехать в Петроград. Об этом я написал Горькому. Недели через три я получил бумажку такого содержания:

«Уважаемые товарищи!

Очень прошу Вас помочь известнейшему литератору Сергею Николаевичу Сергееву-Ценскому выехать в Петроград, где он необходим для литературной работы в Компросе. Буду крайне благодарен, если приезд Ценского Вы по возможности ускорите и облегчите.

Привет. М. Горький

Москва.

6/П-21».

Бумажкой этой воспользоваться мне не пришлось. Я ответил, что переезд очень труден, так что я от этого предприятия отказываюсь и остаюсь на месте, в Алуште…»

Христине Михайловне удалось продать одну корову, а на вырученные деньги купить немного хлеба и простую рубаху для изрядно обносившегося писателя.

Окончательное установление советской власти вызвало большой творческий подъем у Сергеева-Ценского. Все домашние заботы лег. ли теперь на плечи Христины Михайловны, а Сергей Николаевич с головой окунулся в работу. В 1921–1922 годах одна за другой были написаны три небольшие повести: «Чудо», «Жестокость» и «Рассказ профессора».

«Чудо» под названием «Донная мина» было впервые опубликовано в Южном альманахе в 1922 году, а в следующем году его издали в Берлине на русском языке в издательстве Гржебина. Находившийся в это время в Германии Максим Горький писал Сергееву-Ценскому: «Прочитал Ваше «Чудо», очень хорошая вещь! Буду уговаривать американцев перевести ее…»

Повесть «Жестокость» Горькому не понравилась. С присущей ему прямотой Алексей Максимович так и написал Сергею Николаевичу в одном из своих писем. Во всех трех повестях события происходят в годы гражданской войны. Ценский писал о том, что прошло мимо него и чего он не понял, в чем не смог разобраться. Не главные, а второстепенные вопросы жизни оказались в поле зрения писателя. Особенно «Жестокость» и «Рассказ профессора» отмечены печатью натурализма и бесстрастного объективистского описательства. Они пронизаны атмосферой человеческой жестокости и безысходности жизни. Несомненно, что общая мрачная и гнетущая тональность этих произведений — результат и того личного, подчас трагического, что довелось пережить писателю в Крыму, где так часто одна власть сменяла другую и где люди, в том числе и сам Сергеев-Ценский, испытывали насилие и произвол от всякого рода антинародных элементов.

Последующие произведения Ценского показали, что «Жестокость» и «Рассказ профессора» были случайным явлением в творчестве писателя.

В 1922 году на семью Ценского обрушилось горе: от холеры скоропостижно умерла дочь Христины Михайловны. Смерть девочки, которую Сергей Николаевич любил, произвела на него тяжелое впечатление. В работе, в творчестве нашел утешение писатель. Что называется, «за один присест» он написал повесть «В грозу» — одно из наиболее сильных после «Печали полей» психологических произведений. В основе сюжета повести лежит смерть двенадцатилетней девочки Мушки от холеры. Все, что пережил и прочувствовал писатель, — все это с мастерством воспроизведено в художественных образах.

Экономен язык повести, но каждая фраза содержит в себе тонкий и единственно необходимый штрих к образу. Зримо выписаны характеры всех героев: Мушки, ее матери Ольги Михайловны, отчима Максима Николаевича, с одной стороны, и пройдохи, шкурника, торгаша Бородаева — с другой. Повесть носит явно автобиографический характер. Писатель сохранил без изменения имя девочки, оставил подлинные отчества прототипов — матери и Отчима.

В этой повести место Ценского-живописца занимаем Ценский-рисовальщик. Никаких красок. Есть предельно точный рисунок с тонкой передачей светотеней, контрастов.

В тяжелом состоянии лежит Мушка в спальне. Родители еще не знают, что с ней. Мать поставила градусник. А в это самое время, совсем некстати и неожиданно, зашел к ним «гость» — «биржевой заяц» нэпман Бородаев. Он сидит в столовой, сытый, довольный личными успехами, и громко болтает о своих спекулятивных сделках. Он не понимает, что в доме несчастье, что он здесь лишний, что ему надобно уйти, щепетильные хозяева не могут ему прямо сказать об этом, они лишь намекают.

Вот Ольга Михайловна говорит Бородаеву:

«— Приехали вы в Крым отдохнуть, а у нас тут холера…

— Никакие холеры вам тут не страшны, — счел нужным обнадежить женщину гость, — на таком солнце, как у вас, все бациллы передохнут за пять минут.

— Ма-ма! — позвал вдруг из закрытой спальни слабый голос Мушки.

— Aral «Мама», — игриво подмигнул Бородаев Максиму Николаевичу, когда Ольга Михайловна пошла в спальню.

— Дочь моей жены от первого мужа, — объяснил Максим Николаевич. — Она уж большая, — двенадцать лет… Приболела что-то сегодня».

Всего несколько строк, а перед глазами читателя живые люди. Ни слова не сказано о характере Бородаева, о том, как выглядит он сам. Но мы видим человека, которому нет никакого дела до других, в том числе др хозяев дома, куда он зашел незваный. Сообщение Максима Николаевича о болезни дочери его не интересует; он о другом говорит.