Джек Фэруэдер - Добровольный узник. История человека, отправившегося в Аушвиц

Винценты поспешил к себе в комнату и забрал свой деревянный контейнер. Теперь им предстояло обмануть охранников. Стефан прошел мимо эсэсовцев в столярную мастерскую, следом за ним — Винценты. Немцы даже не подняли глаз. Стефан быстро закрыл дверь и схватил с верстака топор. Он тяжело дышал, прислушиваясь, не идет ли охранник [476].

Особняк в Харменже, откуда Винценты и Стефан совершили побег

— Положи топор! — велел ему Винценты. Художник забрался на стол у окна. Задвижка была сломана, и окно легко отворилось. Винценты выскользнул наружу, то же самое сделал Стефан. Вместе они перелезли через забор и побежали вдоль усаженной ивами дороги, стараясь держаться в тени деревьев. Уже почти стемнело, у воды квакали лягушки. Примерно в двухстах метрах от дома дорога поворачивала, и Стефан указал на небольшую канаву, которая шла перпендикулярно дороге к большому пруду, блестевшему в ночной тьме. Они срезали путь через поле. В этот момент послышался крик, и они увидели, как двое охранников-эсэсовцев выскочили из передней двери и побежали за дом к Висле, как и предполагал Стефан. Спотыкаясь о комья земли, беглецы пересекли вспаханное поле и достигли камышей вокруг пруда, как вдруг, к своему ужасу, они увидели еще одного эсэсовца на велосипеде — он ехал прямо на них с противоположной стороны вдоль кромки воды [477].

— Господи, помоги, — прошептал Стефан и погрузился в воду. Винценты последовал за ним. Что еще оставалось делать? Вода была темной и холодной. Винценты не дышал, сколько мог, понимая, что их наверняка заметят. Когда он наконец, задыхаясь, высунул голову из воды, эсэсовец был тут как тут, максимум метрах в пятнадцати, и таращился на него в полутьме [478].

— Иисус и Матерь Божья, — пробормотал Винценты и снова погрузился в воду, ожидая конца. Вынырнув через несколько мгновений, он с изумлением увидел, что эсэсовец сел на велосипед и поехал к дому. Он забыл свой автомат [479].

Пруды на пути Винценты и Стефана

Подплыл Стефан, он хватал ртом воздух. Убедившись, что охранник ушел, он бросился к противоположному берегу. Винценты на секунду повернулся в сторону лагеря, крикнул: «Пошли в ж*пу!» — и поспешил следом [480].

Он догнал Стефана на другой стороне пруда, и они побежали через поля, растворившись в ночи.

Несколько часов Стефан и Винценты бежали в темноте, ориентируясь по звездам. В какой-то момент они увидели фары двух мотоциклов СС, легли на живот и отползли в борозду на поле. Было уже за полночь, когда они добрались до Солы. Небо затянуло тучами. Они залезли в какой-то сарай и постарались немного согреться, прежде чем переплывать реку. Вода в предрассветных сумерках казалась серой. Чтобы их не снесло течением, они держались за руки. Когда они зашли по грудь, Стефан потерял равновесие. Винценты, используя свой деревянный контейнер с записями как поплавок, сумел добраться до противоположного берега и вытащил Стефана. Они спрятались в лесу, сняли с себя мокрую одежду и ждали наступления темноты, а затем надели еще недосохшую одежду и побежали дальше [481].

Несколько дней они передвигались только ночью. Беглецы старались держаться поближе к лесам, иногда останавливались в крестьянских домах. Они направлялись на юг в обход Кракова, в горы, в родную деревню Винценты — Лиманова. В деревне они сразу пошли в дом сестры Винценты, где художника ждала его семья. Позже он с восторгом рассказывал об их первой домашней трапезе: курица с картошкой, еще курица и кружка домашнего пива за их возвращение из «другого мира». Винценты был слишком слаб и не мог идти дальше, поэтому через несколько недель Стефан отправился в Варшаву один [482].

Побег Стефана и Винценты, 1942 год

Джон Гилкс

В конце июня 1942 года Стефан прибыл в Варшаву и доставил донесение Витольда в штаб-квартиру подполья. Город охватила паника. Немцы возобновили наступление на Советский Союз и двинулись к нефтяным месторождениям Кавказа. Центральный железнодорожный вокзал Варшавы был полон солдат, направлявшихся на фронт. Поговаривали, что, как только немцы совершат решительный прорыв, евреев начнут депортировать в Сибирь. До горожан доходили жуткие истории о том, как евреев травят газом в грузовиках и специальных камерах.

К тому времени лидер подполья Ровецкий создал Бюро по делам евреев, чтобы документировать и придавать огласке факты злодеяний против них. Почти всю весну Ровецкий собирал сведения о планах нацистов по уничтожению евреев. Несколько выживших евреев прибыли в Варшаву. Они подтвердили информацию о существовании мест массовых расстрелов в СССР и о применении грузовиков для отравления газом в лагере смерти в Хелмно. Их рассказы записывала группа историков, социальных работников и раввинов из гетто. Эти люди держали связь с Ровецким через Всеобщий еврейский рабочий союз, или Бунд. В апреле в газете подполья были напечатаны статьи о массовых убийствах евреев. В мае Бунд предоставил Ровецкому первый отчет, где раскрывался весь масштаб убийств на востоке страны. Бунд пришел к выводу, что в рамках выполнения плана по «уничтожению всех евреев Европы» погибло уже семьсот тысяч человек, и потребовал от союзников немедленной реакции [483]. Ровецкий переснял документ на микропленку и в середине мая передал ее своему курьеру Свену Норрману для отправки в Лондон [484].

В ответ на доклад Бунда по Би-би-си прозвучала речь главы польского правительства в изгнании Сикорского. Он призывал немедленно нанести ответный удар, чтобы «сдержать ярость немецких убийц и спасти сотни тысяч невинных жертв от неизбежного уничтожения». Доклад Бунда попал и на первые полосы британских газет «Дейли телеграф» и «Таймс». Американская «Нью-Йорк таймс» сначала печатала материалы доклада Бунда внизу новостной колонки, но затем опубликовала статью на целую полосу. Обнародование этих фактов подтолкнуло еврейские организации к активным действиям. Американский еврейский конгресс и еврейская общественная организация Бней-Брит 21 июля провели митинг против злодеяний нацистов. На мероприятие в Мэдисон-сквер-гарден в Нью-Йорке пришли двадцать тысяч человек. Рузвельт и Черчилль прислали свои официальные заявления, которые были восприняты как демонстрация поддержки. Однако на деле лидеры США и Великобритании проигнорировали тот факт, что идеология Германии в отношении евреев приняла характер геноцида. Они воспринимали преследование евреев как один из элементов философии нацистов, оправдывавшей преследование всех европейцев [485].