Джек Фэруэдер - Добровольный узник. История человека, отправившегося в Аушвиц

«Граждане, независимо от их вероисповедания, разделят скорбь наших сограждан-евреев из-за жестокости нацистов по отношению к их собратьям», — заявил Рузвельт. Он пообещал, что нацистам не удастся «больше истреблять своих жертв, так же как не удастся поработить человечество» и «день расплаты» настанет. Черчилль, почти год назад узнавший о массовых расстрелах евреев, заметил лишь, что евреи являются одними из «первых жертв Гитлера» и стоят на переднем крае сопротивления нацистской агрессии [486].

Более того, ни Черчилль, ни Рузвельт не считали убийство евреев обстоятельством, требующим прямого вмешательства союзников — вроде тех целенаправленных военных действий, которых требовал Сикорский, — или выделения гуманитарной помощи тысячам беженцев из Европы. Наоборот, британские дипломаты активно пытались помешать беженцам добраться до Палестины, поскольку опасались дестабилизации обстановки в этом британском протекторате. А Государственный департамент США отказался менять квоты для мигрантов из Европы и даже не исчерпал стандартного лимита выданных виз на 1942 год. Правительства обеих стран аргументировали свою позицию перед еврейскими лидерами уже знакомыми мотивами: они не хотят разжигать антисемитизм в своих странах и распыляться в боевых действиях [487].

Тем временем межведомственный комитет при Управлении военной информации США предложил полностью исключить упоминания о злодеяниях нацистов в отношении евреев, потому что такие рассказы вызывают «болезненные» чувства. Массовые убийства евреев больше не освещали в новостях. «Бунд должен был написать, что [немцы] убили семь тысяч человек, — сетовал лидер Польской социалистической партии в Лондоне. — Тогда мы могли бы сообщить эту новость британцам в надежде, что они нам поверят» [488].

Бунд не сумел достучаться до мировых лидеров. Руководители еврейских организаций в Варшаве были глубоко разочарованы. Вероятно, именно поэтому Ровецкий крайне серьезно отнесся к донесению Витольда о массовых убийствах евреев в Аушвице. Лидер подполья понимал, что интерес к лагерю невысок: похоже, официальные лица союзников убедились в том, что Аушвиц — место особой жестокости, и решили, что ничего не могут поделать. Для того чтобы новый доклад Витольда услышали, Ровецкому предстояло преодолеть массовое равнодушие и скептицизм. Ему нужен был человек, который мог бы проверить, что происходит в лагере, а затем отправиться в Лондон и выступить в качестве свидетеля зверств нацистов [489].

У Ровецкого как раз был на примете подходящий кандидат для такого опасного задания — польский агент по имени Наполеон Сегеда, подготовленный британской разведывательно-диверсионной службой. Тридцатидвухлетний капрал был заброшен в Польшу по воздуху в ноябре 1941 года. Помимо всего прочего, Сегеда должен был собрать доказательства преступлений нацистов. Он планировал вернуться в Лондон еще несколько месяцев назад, но нацисты раскрыли сеть курьеров, на помощь которой он рассчитывал на обратном пути, и Сегеда застрял в Польше [490].

Меньше всего Наполеон был похож на шпиона. Он вырос в крестьянской семье в деревне Лисево-Кощчельне на равнинах Центральной Польши, однако сельская жизнь его не вдохновляла. Приличного образования он не получил, но жадно поглощал знания. Как-то раз он принялся излагать теорию Дарвина прямо в церкви (в результате Наполеону запретили там появляться, о чем он нисколько не сожалел). В другой раз он решил выращивать тмин, надеясь таким образом разбогатеть. В 1935 году он заболел туберкулезом. Сегеда разработал собственный метод лечения — бегал босиком по полям на рассвете — и клялся, что только благодаря этому и вылечился. Он был активистом политической партии, выступавшей за улучшение положения бедных (она называлась Крестьянская партия), а в 1930-х годах пошел служить в армию: для сельского жителя это был лучший способ избежать бедности. Война стала для Наполеона не катастрофой, а новой возможностью [491].

Подразделение Наполеона было захвачено во время вторжения немцев в Польшу в 1939 году. Однако в следующем году он сбежал из лагеря для интернированных, на велосипеде проехал через оккупированную нацистами Европу, в середине зимы пересек Пиренейский полуостров и в мае 1941 года добрался до Лондона. Наполеон выразил желание стать курьером и присоединился к группе из шестидесяти поляков — будущих агентов, которых УСО тренировало летом и осенью 1941 года в районе замка Лохайлорт в Шотландии. Учебным лагерем руководили два британца, ветераны Имперской шанхайской полиции. Агенты изучали разные виды стрелкового оружия и боевые искусства. Уильям Фэрбанкс по прозвищу Шанхайский Громила обычно произносил вступительную речь следующего содержания: «Я хочу, чтобы вы освоили самые грязные, самые кровавые способы убийства человека, какие только сможете придумать». Один из трюков, которым обучили Наполеона, состоял в том, чтобы на званом ужине прыгнуть через весь стол, одновременно стаскивая со стола скатерть, и задушить этой скатертью кого-то из гостей. Он тренировался прыгать с парашютом на авиабазе Рингвэй под Манчестером и отправлять шифрованные сообщения, а заодно освежил свой немецкий на одном из объектов УСО в Хартфордшире [492].

По прибытии в Варшаву Наполеон быстро завоевал репутацию проныры и доказал свое умение мыслить нестандартно, придумав новый способ передачи информации. Наполеон пришел к выводу, что проблема сети подпольщиков заключалась в повышении с каждой явкой и с каждой передачей материалов от одного курьера к другому вероятности внедрения вражеского агента. Именно поэтому он решил полностью исключить из процесса сеть курьеров и прятать записки за зеркалами в туалетах поездов, курсировавших из Варшавы в Базель — город на швейцарско-немецкой границе. Нужны были только люди с обеих сторон, которые могли незаметно проникнуть в поезд и так же незаметно сойти с него.

Наполеон Сегеда (слева). Ок. 1939 года.

Предоставлено Янинкой Сальской

Наполеон получил приказ попасть в Аушвиц и проверить последние сообщения, когда возвращался из Швейцарии после контрольного теста. Он отправился в лагерь приблизительно 18 июля [493]. В это же время пришло известие об аресте всей шведской сети курьеров. Избежать ареста удалось только Свену Норрману, поскольку в тот момент он находился в Стокгольме. Разумеется, Норрман не мог вернуться в Польшу [494]. Так Наполеон стал главным каналом связи польского подполья с внешним миром.

Возле железнодорожной станции Освенцим Наполеона встретил долговязый Войчех Екелек — местный подпольщик, которого было легко узнать по лысеющей макушке и подкрученным вверх усам в английском стиле (друзья называли его «лысым орлом»). Как и Наполеон, Войчех состоял в Крестьянской партии, и его беспокоило неравенство, существовавшее в Польше до войны. До прихода немцев он был активистом в своей деревне Ощеке, примерно в 20 километрах от Освенцима. Местные жители уже привыкли видеть, как Войчех скачет по полям с пачкой листовок или мчит на велосипеде в сопровождении своей собаки по кличке Гитлер.