Валентин Рушкис - Высокий счет

— Ей нельзя вставать. Она не может.

— Ей плохо? Что-нибудь не так?

— Все так, ваша Тоня молодец. Ну, подождите вот здесь…

Она подвела его к стеклянной двери, занавешенной изнутри. Леня прислонился лбом к холодному стеклу и почувствовал, что переносица у него дергается. Скосил глаз: да, даже видно, как смешно она дергается. Дикость какая, у него сын, все благополучно, а нос вдруг начал прыгать!

Шторка отодвинулась, и сестра поднесла к стеклу какой-то белый, невероятно длинный сверток. Неужели Сергей такой долговязый? А лицо-то какое у него красное, маленькое-маленькое личико. Такое сморщенное, что Леня невольно передразнил сына, состроив уморительную гримасу. Медсестра широко улыбнулась. На лице у нее была марлевая повязка, но улыбка все равно вылезла наружу, а уж глаза и совсем смеялись.

Потом Леня писал восторженное письмо своей Тоне; еще раз опорожнив продуктовую сумку, соорудил новую передачу; вывел на песке перед окнами роддома: «Молодец! Я очень тебя люблю!» — и расписался, чтобы Тоня, когда она сможет подойти к окну, поняла, что это именно он, Леня, любит ее и знает, что она молодец. После этого началось нечто вообще несообразное: он почему-то подпрыгнул и зашвырнул пустую сумку на крышу двухэтажного корпуса роддома. Правда, очень обрадовался, когда, скользнув по крыше, сумка вернулась на землю. Древняя горбатая бабка, проходившая по улице, укорила:

— Ну чего хулиганишь, там люди мучаются!

— Бабушка, сын у меня! Мальчишка!

— Сам ты мальчишка, погляжу я. Сумку-то пожалей, пригодится, сюда еще наносишься, милок. Тут ведь как кому повезет…

— Уже, бабушка, родила! — не понял ее Леонид. — Три кило семьсот, понимаете, почти четыре кило!

И он помчался домой на пляж такой счастливый, что прохожие улыбались, глядя на него. И Негри, умница Негри, прыгала вокруг Леньки, смешно растопыривая лапы, что всегда было у нее признаком особенного восторга.

— Три кило семьсот! — рассказывал он утром шоферу попутной машины, потом Тугрову и другим ребятам из бригады. Совершенно ошалевший от счастья, он забыл, что ему и выходить-то нужно было в ночную смену: их бригада работала круглосуточно, чтобы скорее дать фронт работ монтажникам.

— Раз приехал, давай включайся, — сказал Тугров, — на ночь хотя бы я останусь…

— Сеня, что я буду один на пляже делать ночью? И сегодня-то намаялся. Давай, я пока похожу по нашему прессовому. В роддом позвоню, в штаб сбегаю… А ночью выйду.

— Дело твое.

И вот он у Леонида перед глазами — прессовый корпус. Каждый день Бойцов видел его мельком, торопясь к рабочему месту. Ну, еще в обед два прохода, тоже наспех. А сейчас Леонид идет по цехам неторопливо, подолгу останавливаясь возле каждой линии.

Стройными шеренгами, в затылок друг другу, выстроились прессы. Их массивные устои… Нет, ничуть они не массивные. Сейчас они раскрыты, распахнуты настежь зеленые и желтые дверцы, и за ними обнаружилось все тайное: белейшие шкафчики с трубопроводами и вентилями, разноцветные приборы и кабели.

Пульт управления — двадцать пять лампочек: белые, красные, зеленые, пятнадцать кнопок и ключей. Все предусмотрено. Например, смазка выключается только через минуту после остановки пресса: стой смазанным! А если смазки нет, весь пресс не включится. Если смазка отказала по ходу работы, одна из лампочек начинает мигать. Нажал кнопку — мотор закрутился.

Эксплуатационники шутят:

— Пресс работает автоматически, кнопку нажал — и спина мокрая…

— Тут как будто пульт не слишком сложный, — сказал Леня.

Бригадир электронщиков Александр Еременко, человек, влюбленный в свое дело, покосился на Леонида, усмехнулся: «несложный», видите ли, пульт! Сказал парню в тон:

— Да, тут элементарно, ни магнитных устройств, ни машинных.

— А это что за схема у вас в руках?

— Тоже элементарно: четыре транзистора, тринадцать резисторов, шесть диодов, два стабилитрона, потенциометр да четыре емкости. Ясно? — И видя, что парень этой мудреностью не добит, добавил сверх комплекта: — И еще тиристор.

— А тиристор тут зачем? — спросил Бойцов.

— Да ты слово-то такое раньше слыхал? — уставился на него Еременко.

— Тиристор — это управляемый диод, — сказал Леонид. — Причем управляющий сигнал опять дает электроника, очень просто.

— Верно. Ты откуда такой умный?

— С детства радио увлекался. И в армии пришлось с этим дело иметь. А вы давно работаете по электронике?

— Давно. Ладно, я пойду, там у меня с одной рулонницей нелады, надо посмотреть.

— Можно я с вами? У меня сегодня есть время.

— Пошли.

Шагая рядом с Еременко, Леня вдруг спросил:

— Александр Артемьевич, а что у вас с лицом? Оспа?

— А ты откуда меня знаешь?

— Ну, вы и в профкоме, и народный контроль, и вообще… Еременко!

— Я тебя тоже где-то примечал… В оперативной группе, пожалуй. Бывал? Тебя как зовут-то?

— Бывал. Бойцов Леонид. Так что же у вас с лицом?

— А ты въедливый! Что, некрасиво? По-моему, ничего, вроде тетради по арифметике — в клеточку… Ну, считай, что оспа. А некоторые думают, что я шилом бреюсь. Я, брат, с одиннадцати лет без отца, без матери, под лед проваливался, под пароход затягивался, в войну смертей навидался, так что лицо — не самое важное!

— И седина поэтому?

— Ты что, сквозь берет видишь?

— Нет, выбивается один клок.

— Так он один у меня и поседел… Глазастый ты, Ленька! Вот смотри — мучает нас эта штука!

Перед линией прессов стояла небольшая, на вид несложная машина: и вся то ее задача — размотать часть рулона листовой стали и подать ее на пресс. Хитрость в одном: рулон должен откручивать столько стали, сколько нужно прессу, ни больше, ни меньше. А пресс работает рывками: удар — и остановка.

— Видишь, — объяснял Еременко, — тут микропереключатели, рычажок. Пресс остановился, лента провисла, нажала на рычажок, тот включает микрушку, она говорит электронному блоку: задержи сигнал на возбуждение, понизь напряжение на генераторе. А блок завирается: нужно идти назад, а он командует вперед. Ложный сигнал. Откуда приходит, почему? Все молчит, что делать — не знаем.

— Давайте, попробую разобраться.

— Пробуй.

— Инструмент бы…

— Бери: паяльник, отвертка, плоскогубцы. Еще голова нужна, но это ты своей попробуй обойтись. Впрочем, и я сюда заходить буду… Счастливо!

К концу смены рулонница заработала.

— Как же это ты догадался? — недоумевал Еременко. — Тут у меня инженеры парились и техники!

— Да я разобрался потихонечку, она же сама говорит, где у нее нелады… Нашел, исправил…

— Да у тебя же талант, Ленька, у тебя незаменимое качество: техническая интуиция! Ты почему не на электронике?

— Когда нанимался, сказали, что таких не требуется, что нужны люди на монтаже корпуса.