Валерий Солдатенко - Высокое стремление: судьба Николая Скрыпника

Эти слова вообще многое значат. Они не только помогают понять умонастроения Скрыпника революционной поры, но как будто обозначают тот мостик, который он, и другие тогдашние деятели, перебрасывали из ситуации Гражданской войны, из эпохи «военного коммунизма» в мирное время, когда одним и едва ли не самым серьезным из аргументов начала политической межпартийной, а затем и внутрипартийной борьбы стали «исторические свидетельства», ссылки на позицию, поведение в прошлых событиях. Впоследствии гипертрофированное акцентирование на данном направлении приведет к тяжелейшим, ничем не оправданным преступлениям. Но факт остается фактом – именно такими были доминантные тенденции развития тогдашней юридической мысли. И практически тождественными с ними или же, в значительной мере соответствующими, достаточно длительное время оказывались личные соображения и позиция Н. А. Скрыпника.

Иногда даже трудно найти более или менее убедительное объяснение феномена: люди, стержень жизни которых определяло именно диалектическое мировоззрение – борьба за смену одного строя другим (как острой исторической необходимости, реакции на требования назревших изменений в обществе), на несколько более низком уровне, в рамках вновь создаваемой формации демонстрировали неспособность переступить через определенные догматические представления. Вот и Николай Алексеевич абсолютизировал определенные подходы из арсенала времен Гражданской войны, почти автоматически переносил их на мирный период. И на словах отдавая должное новым реалиям, он скорее считал, что они должны реализовываться в формах, методах работы правоохранительных, чрезвычайных органов, а не в их содержании. Так, в 1923 г. он уже как нарком юстиции размышлял по случаю пятилетия образования ЧК в Украине: «Вместо ЧК стало ГПУ, аппарат политического сыска и дознания, с его новыми уточненными и улучшенными методами. Была административная расправа ЧК, и происходила она без соблюдения формальности – теперь мы рассматриваем дела через суд, придерживаясь правил и формальностей процессуальных кодексов, которые издал Центральный Исполнительный Комитет. Формы нашей борьбы в защиту рабочекрестьянской власти теперь не те, что были. Но те самые задачи остаются нам, тот самый враг стоит перед нами, те самые чувства к нему заполняют наши души – те самые методы борьбы имеем перед собой. Задачи борьбы против всех врагов рабоче-крестьянской диктатуры, немилосердная судебная расправа со всеми, кто восстает против власти пролетариата, это мы должны осуществлять еще и дальше» [165] Скрипник М. П’ятиріччя ЧК на Україні // Вибрані твори. С. 188–189. .

Нельзя сказать, что у Николая Алексеевича была какая-то собственная точка зрения на социалистическую законность. Скорее он тут был не оригинальным, повторял бытовавшие тогда идеи. «Революционная законность, – писал он, – является объединением принципов революции с принципами законности. В буржуазном обществе законность является одним из орудий для угнетения трудящихся масс. Дух законности, подчиненности буржуазным законам является наиболее вредным для революционного движения; дух легальности вытравливает революционный дух.

И в начале революции мы пытались заменить законность понятием революционной целесообразности; после окончания гражданской войны, после перехода к новым экономическим формам жизни мы заменяем законную революционность революционной законностью; революционная законность является подчиненностью существующим формам революционной жизни, введение жизни в определенные рамки законов, созданных революцией» [166] Скрипник М. Революційна законність // Там же. С. 215. .

Исследователи деятельности Н. А. Скрыпника обратили внимание и на то, что наркомюст в своей кадровой практике тяготел к тем лицам, которые проявили себя членами трибуналов и как чекисты еще во времена «военного коммунизма» [167] Семененко О. Наркомюст Скрипник // Сучасність. 1961. № 6. С. 93. .

Истечет немало лет, десятилетий, и такая линия получит строгое осуждение, вполне заслуженное бескомпромиссное развенчание. Однако бесполезными, безосновательными были бы попытки хотя бы в какой-то степени вывести за рамки справедливых негативных оценок кого бы то ни было из причастных к той практике, какие бы симпатии в целом не вызывала та или иная личность или ее, так сказать, итоговый положительный вклад в историю.

Не стоит, очевидно, становиться на подобный путь и в отношении Николая Алексеевича Скрыпника. Тем более что в его последнем осмысленном жизненном шаге можно уловить и какой-то элемент раскаяния за причастность к системе, в которую был вложен и его, Скрыпника, кирпич, и, возможно, элемент прозрения относительно бессилия перед теми порядками, нормами жизни, которые были насаждены, как на первых порах казалось, самому свободному за всю историю и на всей планете обществу.

Возможно даже, что потребность раскаяния назрела для него лично значительно раньше, чем Николай Алексеевич принял свое последнее решение. Еще в 1925 г. он писал: «Я должен покаяться теперь, что у меня именно в ноябре и в декабре 1917 года был кое в чем определенный ультралевый уклон, а именно: я считал нужным, чтобы наша линия в отношении наших врагов была острее и непримиримее. Я, например, считал тогда, что членов комитета охраны революции – Гоца и других, организовавших в ноябре восстание в Питере, Военный Революционный Комитет должен не отпустить под слово чести, а расстрелять… Так же после нашей победы над Пармским и Красновым. Когда генерал Краснов, отпущенный под честное слово, бродил по длинным коридорам Смольного, я тоже говорил, что лучше было бы его расстрелять…» [168] Скрипник М. Основні питання українського Жовтня // Вісті ВУЦВК. 1925. № 291. 20 грудня.

Для настоящего чекиста-профессионала важно владеть весьма значительной суммой качеств, способностей особого рода, таких как бдительность, внимательность, рассудительность, аналитичность, предусмотрительность, интуиция… Довольно быстро выяснилось, что, как разносторонне одаренная личность, Николай Алексеевич имел все их в своем арсенале.

В калейдоскопе тогдашних дел всплывает, как одно из самых примечательных и громких, дело Локкарта. К нему пришлось подключиться в первые дни службы на новом посту. Работая под непосредственным руководством Ф. Э. Дзержинского, бок о бок с Я. Х. Петерсом, В. Э. Кингисеппом, Н. А. Скрыпник сразу же проявил себя достаточно подготовленным к новой роли. И в том, что заговор послов лопнул, как мыльный пузырь, еще в своем зародыше, в том, что был сорван один из широкомасштабных планов иностранной интервенции, есть и его значительная личная заслуга.