Валентина Краскова - Кремлевские кланы

Московский городской и окружной комитеты партии помещались тогда на бывшей Скобелевской, теперь Советской, площади, в гостинице «Дрезден», где мы, большевики, занимали две комнаты на четвертом этаже. В одной из них помещалась редакция нашей газеты «Социал-демократ», главным редактором которой был Ольминский, в другой сидели секретарь МК Лихачев и руководитель военной организации Емельян Ярославский; сюда же посадили и меня. Три организации в одной комнате, куда постоянно приходили рабочие не только с московских фабрик и заводов, но и из Мытищ, Пушкина, Подольска, Коломны, приезжали солдаты — посланцы с фронта! Просили кто совета, кто литературы, кто помощи. Народу было много, а сидеть не на чем. Поэтому наши гости устраивались либо на груде газет, либо подкладывая пальто, либо просто на корточках на полу.

В состав Окружкома в то время входили: Мещеряков Н. Л., Овсянников Н. Н., Соловьев В. И., Полидоров, Минков И. И., я и Сапронов (впоследствии оппозиционер). Первые трое занимались идеологическими вопросами, остальные, в том числе и я, — организационными.

Приближались решающие дни пролетарской революции. Когда был создан Военно-революционный комитет по руководству восстанием в Москве, от Окружкома в него вошел В. И. Соловьев.

В разгар революционных боев к нам в «Дрезден» пришли вооруженные товарищи, раскрыли окна, установили пулемет и потребовали, чтобы мы все ушли из помещения. Посоветовавшись, решили направить меня в Военно-революционный комитет за инструкциями, что делать дальше. Я отправилась туда и там получила приказ всем нам разойтись по районам и принять участие в проведении вооруженного восстания».

Большевиков к победе вело чувство гнева. А уже в глубокой древности философы пришли к выводу, что гнев порождается склонностью к греху, преступлению, жаждой мести. Страх происходит от осознания опасности и ожидания поражения; смелость, напротив, рождается в сходных обстоятельствах, но связана она с предвкушением победы.

Десятая глава знаменитой книги американского журналиста Джона Рида называется «Москва». В Петрограде распространились слухи о катастрофических разрушениях в городе, о невозвратимой гибели соборов и других архитектурных памятников Кремля. Рид решил, невзирая на трудности, пробиться в Москву. С ним вместе поехала его жена Луиза Брайант. «В Смольном нам выдали пропуска, без которых никто не мог уехать из столицы…» — пишет Рид в «Десяти днях».

Они пробыли в Москве три дня — 9(22), 10(23) и 11(24) ноября. Они жили в «Национале», поврежденном менее других гостиниц, в центре города. Луиза Брайант пишет, что окна их номера глядели на Кремль и Красную площадь.

На третий день своего пребывания в Москве, в субботу 11 ноября, Рид и Луиза Брайант осмотрели Кремль.

Еще 10-го они получили из Московского Военно-революционного комитета следующее письмо к коменданту города:

«Военно-революционный комитет при Московском Совете Рабочих и Солдатских депутатов.

10 ноября 1917 года.

Настоящим Военно-революционный комитет просит выдать пропуска для осмотра Кремля представителям Американской социалистической партии при Социалистической прессе тт. Рид и Брайант».

Письмо подписали член Московского Военно-революционного комитета А. П. Розенгольц и за секретаря А. А. Додонова.

(Старая коммунистка Анна Андреевна Додонова сказала мне, что хорошо помнит это утро 10(23) ноября в Московском Совете. Она вела прием; вестибюль был забит посетителями; Рид вошел и занял место в конце огромной очереди. Увидев, что это иностранец, Анна Андреевна подозвала его и расспросила, что ему нужно. Рид по-русски объяснил свою просьбу. Вопрос был тут же согласован с дежурным членом Военно-революционного комитета, и машинистка ВРК Рождественская «отстукала» письмо коменданту города Москвы для Рида и Луизы Брайант).

На блокнотном листке запись Рида:

«Получить пропуск в Кремль.

Неглинная, 7.

Поблизости от Александровского сада».

Пропуск хранится в бумагах Рида. Текст его таков: «Пропуск в Кремль. Для 2-х человек. Разрешаю осмотр.

Комендант Кремля А. Штыканов».

Очевидно, комендант Кремля обошелся с ними не очень любезно, потому что Рид дальше записал:

«Новый комендант Кремля, выдавший нам пропуска, суровый, преисполненный важности (он — капрал, мы — буржуи!)».

Результатом осмотра Кремля явилось составленное тут же, на месте, и сохранившееся в блокнотной записи Рида краткое коммюнике под названием «Повреждения в Кремле». Это черновой вариант отчета, приложенного им позднее к «Десяти дням» и начинающегося словами: «В Кремле я был лично непосредственно после его бомбардировки и сам осматривал все повреждения».

В черновой блокнотной записи Троицкие ворота названы «воротами верхнего входа», Благовещенский собор — «маленьким собором» и Чудов монастырь — «красным монастырем». В дальнейшем кто-то из друзей Рида помог ему отредактировать отчет о Кремле. Из отчета следует, что в Кремле нет катастрофических разрушений и те памятники, которые пострадали от артиллерийского обстрела, без особого труда могут быть восстановлены.

В своей книге Луиза Брайант вспоминает, как они с Ридом обошли Кремль в сопровождении красногвардейцев и как кремлевские священники провожали их угрожающим взглядом.

В блокноте Рид записывает сразу же после отчета о повреждениях:

«Обозленные попы. Обозленные буржуазные художники и др. Несчастные обозленные бедняки, которые крестятся и что-то бормочут, глядя на Кремль. Обозленные толпы спорщиков на Красной площади. Эти последствия боев представляют опасность для большевиков».

А вот свидетельство главы Временного правительства Александра Федоровича Керенского, относящееся к тому времени:

«Видимо, жизнь в Москве вышла из рутинных берегов. Завершив переезд в Кремль, Советское правительство все еще находилось в стадии реорганизации. Пользующаяся дурной славой Лубянская тюрьма не стала пока составной частью системы, и делами ее занимались отнюдь не профессионалы. И хотя аресты, обыски и расстрелы стали повседневным явлением, все, это было плохо организовано и носило случайный характер.

Свою лепту в усилие неразберихи в Москве вносили немцы. Чека Дзержинского работала в тесном сотрудничестве с соответствующей германской службой, и действия их постоянно координировались. Ленин воцарился в Кремле, а германский посол барон фон Мирбах занял в Денежном переулке особняк, который круглые сутки охраняли немецкие солдаты. Средний обыватель был в полной уверенности, что именно Мирбах контролирует пролетарский режим. Любые жалобы на действия Кремля адресовались только ему, и даже монархисты всех мастей искали защиты у Мирбаха. Берлин придерживался мудрой линии поведения: оказывая кремлевским руководителям финансовую помощь, он одновременно обхаживал самых крайних монархистов на случай, если большевики потеряют их «доверие».