Эрик Ларсон - Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

Роберт Мейклджон, секретарь Гарримана, закончил ужин и поднялся на крышу американского посольства вместе с несколькими сотрудниками. Он взобрался на самую высокую точку здания, что дало ему возможность увидеть круговую панораму города. Сейчас он впервые после прибытия в Лондон услышал свистящий звук, который производят падающие бомбы.

И этот звук ему не понравился.

«Он пострашнее, чем сам взрыв, – записал он в дневник и признался: – Проделал несколько кульбитов (и в этом был, мягко говоря, не одинок), стараясь уклониться от бомб, которые падали в нескольких кварталах отсюда» [1014] "World War II Diary," 23, Meiklejohn Papers. .

У них на глазах происходили колоссальные взрывы, сотрясавшие землю (вероятно, это взрывались парашютные мины). «Казалось, целые дома взлетают в воздух», – писал он. В какой-то момент посол Уайнант и его жена вышли на крышу, но не стали там задерживаться. Взяв матрасы из своей квартиры на пятом этаже посольства, они отнесли их на первый.

Мейклджон увидел, как вдали, возле электростанции района Баттерси, взрывается бомба. От взрыва загорелся большой газовый резервуар, который затем «громыхнул, выбросив огненный столб, взметнувшийся, казалось, на несколько миль».

Он вернулся в квартиру и попытался заснуть, но через час отказался от этих попыток. Близкие взрывы сотрясали здание, а осколки со звоном ударяли в его стекла. Он залез на свою крышу и там «наблюдал самое невероятное зрелище в своей жизни. Огромная часть города к северу от финансового района являла собой сплошную массу пламени, языки которого взмывали в воздух на сотни футов. Ночь стояла безоблачная, но дым закрывал полнеба и весь багровел от зарева пожаров внизу». Бомбы то и дело валились на уже горящие строения, порождая «настоящие гейзеры пламени».

В окружающих Мейклджон заметил лишь спокойное любопытство, что поразило его. «Они вели себя так, словно это не бомбежка, а просто гроза», – писал он.

Неподалеку, в отеле «Кларидж», генерал Ли, американский военный атташе, уже вернувшийся в Лондон, спустился на второй этаж в номер одного из дипломатов американского посольства – Хершеля Джонсона. Вокруг падали бомбы и пылали пожары, а они беседовали о литературе – главным образом о произведениях Томаса Вулфа и о романе Виктора Гюго «Отверженные». Потом разговор перешел на китайское искусство; Гершель стал показывать свою коллекцию изделий из тонкого фарфора.

«Все это время, – писал Ли, – мной владело тошнотворное ощущение, что сейчас в двух шагах от нас самым зверским образом убивают сотни людей и что с этим ничего нельзя поделать» [1015] Lee, London Observer , 244. .

В девяти кварталах от «Клариджа», в «Дорчестере», Гарриман и другие гости, явившиеся на ужин в честь сестры Фреда Астера, наблюдали за авианалетом с девятого этажа отеля. Среди них находилась и Памела Черчилль, которой месяцем раньше исполнился 21 год [1016] Кристофер Огден в своей биографии Памелы Черчилль Life of the Party полагается на собственные воспоминания Памелы (и по-своему дополняет их): позже она сообщала, что этот ужин проходил в дорчестерских апартаментах леди Эмералд Кунард, знаменитой лондонской светской львицы (урожд. Мод Бёрк (1872–1948), Эмералд (Изумрудная) – так ее звали в свете. – Прим. пер. ), хозяйки званых вечеров (с. 118–120). Однако в этот период леди Кунард находилась за пределами Англии. Салли Беделл Смит в своей «Отраженной славе» (Reflected Glory) предлагает более убедительный рассказ (с. 84–85). См. также: Anne Chisholm, Nancy Cunard , где утверждается, что Кунард находилась на одном из Карибских островов как раз в то время, когда проходил этот званый ужин (с. 159, 261). Впрочем, следует отметить, что конечный результат во всех случаях оказался одинаковым. .

Идя по коридору на ужин, она размышляла о своем новом ощущении свободы и уверенности в себе. Позже она вспоминала, как тогда подумала: «Я же теперь по-настоящему одна, и моя жизнь теперь совершенно изменится».

Она уже встречалась с Гарриманом раньше, в Чекерсе, и теперь обнаружила, что сидит рядом с ним. Они завели длинный разговор – главным образом о Максе Бивербруке, человеке, с которым Гарриману необходимо было подружиться (по степени важности дружба с Бивербруком уступала разве что дружбе с Черчиллем). Памела попыталась как-то передать ему общее впечатление о характере Бивербрука. И в какой-то момент Гарриман сказал ей: «Знаете, может быть, пройдем ко мне в номер, там будет легче говорить, и вы сумеете рассказать мне об этих людях побольше?» [1017] Interview Transcripts, July 1991, Biographies File, Pamela Harriman Papers.

Они спустились в его номер. Памела стала приводить всевозможные умозаключения о натуре Бивербрука, и посреди этой беседы начался авианалет.

Осветительные ракеты очень ярко озарили город за окнами: позже Гарриман отмечал в письме своей жене Мэри, что это выглядело «как Бродвей и 42-я улица».

Падали бомбы; скидывалась одежда. Одна из подруг Памелы позже сказала ее биографу Салли Беделл Смит: «Мощная бомбежка – прекрасный повод для постели» [1018] Smith, Reflected Glory , 85. .

Этот воздушный рейд унес множество человеческих жизней и нанес огромный ущерб городу. Погибли 1180 человек, еще много больше получили ранения; прежние авианалеты не обходились Лондону настолько трагически дорого. Бомбы поразили Пикадилли, Челси, Пэлл-Мэлл, Оксфорд-стрит, район Ламбет и Уайтхолл. Взрыв выбил огромный кусок из здания Адмиралтейства. Огонь разрушил здание аукционного дома Cristie's [ «Кристис»]. Бомба убила Остина Томпсона, викария церкви Святого Петра на площади Итон-сквер, – он стоял на церковных ступенях, уговаривая прохожих укрыться от бомб в храме.

На следующее утро, 17 апреля, в четверг, позавтракав на Даунинг-стрит, 10, Джон Колвилл и Эрик Сил вышли на Хорсгардз-пэрейд, чтобы оценить ущерб. «Лондон выглядит измученным и искалеченным», – в тот же день записал Колвилл в дневнике [1019] Colville, Fringes of Power , 1:445. .

Он отметил, что «встретил Памелу Черчилль и Аверелла Гарримана, также осматривавших разрушения». Больше он не сделал никаких замечаний на сей счет.

Гарриман писал жене об этом налете: «Незачем добавлять, что спал я урывками. Постоянно стреляли зенитные орудия, а над головой ревели самолеты» [1020] Smith, Reflected Glory , 85. .

В этот же четверг на совещании кабинета, начавшемся в 11:30, Черчилль, работавший на протяжении почти всего ночного рейда, заметил (справедливо), что ущерб, понесенный зданием Адмиралтейства, открывает для него, Черчилля, более красивый вид из окна на колонну Нельсона на Трафальгарской площади.

Впрочем, его беспокоило, что вражеские бомбардировщики снова не встретили практически никакого сопротивления со стороны Королевских ВВС. Темнота оставалась лучшей защитой для люфтваффе.