Эрик Ларсон - Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

В этот же день Профессор (возможно, желая предоставить хоть какие-то обнадеживающие новости) направил Черчиллю отчет об очередных испытаниях своих мин, предназначенных для борьбы с самолетами. В этом варианте мины – крошечные микробомбы – прикреплялись к маленьким парашютам и затем сбрасывались с самолетов. «Яйцекладущие» Королевских ВВС совершили 21 вылет, выставив шесть минных завес [1021] Lindemann to Churchill, April 17, 1941, F132/24, Lindemann Papers. . Эти завесы, утверждал Профессор, уничтожили по меньшей мере один немецкий бомбардировщик, а возможно, целых пять.

Но тут Профессор проявлял несвойственное ему поведение – выдавал желаемое за действительное. Единственным доказательством того, что эти бомбардировщики уничтожены, стало исчезновение их сигналов с радарных экранов. Боевые действия происходили над морем. Не нашлось ни единого свидетеля, который дал бы визуальное подтверждение. Не удалось обнаружить никаких обломков этих самолетов. Было «объективно невозможно получить доказательства, которые мы могли бы затребовать, если бы данная операция проводилась над сушей», признавал он.

Тем не менее все это не давало ему повода сомневаться в том, что все пять немецких бомбардировщиков успешно уничтожены с помощью разработанного им оружия.

24 апреля, в четверг, Мэри примчалась домой, в Чекерс, с волонтерской работы в Эйлсбери и попила чаю со своей подругой Фионой Форбс. Затем они с Фионой, прихватив груды багажа, заторопились на вечерний поезд в Лондон.

Мэри не терпелось понежиться в ванне Пристройки перед тем, как одеться для вечерних развлечений, но ей помешали телеграммы и звонки друзей. Она зашла к «папе», чтобы поговорить с ним. В 7:40 вечера она все-таки наконец приняла ванну, хоть и не с такой ленивой неспешностью, как надеялась. Им с Фионой предстояло посетить вечеринку, начинавшуюся в 8:15, но вначале они хотели поужинать в «Дорчестере» с Эриком Дунканноном и прочими друзьями, а также с Сарой (сестрой Мэри) и ее мужем Виком.

Она серьезно увлеклась Эриком. В дневнике она записала: «О, tais-toi mon coeur» («Спокойнее, мое сердце»).

Затем они переместились в один из клубов и танцевали там до тех пор, пока джазовый оркестр не перестал играть (он играл до четырех утра). К рассвету Мэри с Фионой вернулись в Пристройку. В дневнике Мэри отмечала: «Это была просто идеальная вечеринка».

Следующий день, субботу, она провела в дорсетском загородном доме у своей подруги, лениво восстанавливая силы, в постели – «Очень долгая и приятная "лёжка"», – читая поэму Элис Дьюер Миллер [1022] Элис Дьюер Миллер (1874–1942) – американская поэтесса. – Прим. пер . «Белые скалы», об американке, влюбляющейся в англичанина, который вскоре погибает во Франции (во время Великой войны). Сюжет оказался вполне актуальным: героиня поэмы, описывая, как развивалось ее увлечение, порицает Америку за то, что страна не вступила в войну сразу же. Поэма заканчивается так:

Мэри плакала над этими стихами.

В ту пятницу Джон Колвилл прошел в Лондоне «медицинское собеседование» в Королевских ВВС. Медицинские осмотры и проверки заняли больше двух часов. Его признали годным по всем категориям, кроме зрения, которое, как сочли врачи, у него «на грани допустимого». Однако ему сообщили: не исключено, что он все-таки сможет летать, если подберет контактные линзы. За это ему придется заплатить самому – и все равно нет гарантии, что он добьется своего [1023] Colville, Fringes of Power , 1:449. .

Но ему уже казалось, что оставаться на Даунинг-стрит, 10 неуместно. Чем больше он думал о вступлении в ряды Королевских ВВС, тем больше росла его неудовлетворенность и потребность куда-то вырваться. Теперь он преследовал эту цель, как когда-то преследовал Гэй Марджессон – с бесплодным сочетанием желания и отчаяния. «Впервые с начала войны ощущаю недовольство и неустроенность, впервые мне скучны почти все, с кем я встречаюсь, впервые у меня нет совершенно никаких идей, – записал он в дневнике. – Мне явно нужны какие-то перемены, и я полагаю, что активная, практическая жизнь в Королевских ВВС – подходящее решение. Я не так уж стремлюсь принести себя в жертву на алтарь бога Марса, но я уже достиг той стадии, когда думаешь, что ничего не имеет особого значения» [1024] Там же, 472. .

В целом Йозеф Геббельс был доволен ходом войны. Насколько он мог судить, боевой дух англичан постепенно падал. Сообщали, что крупный авианалет на Портсмут вызвал настоящую панику. «Эффект опустошительный, – писал Геббельс в дневнике. – Секретные донесения, поступающие из Лондона, говорят о крахе морального состояния и о том, что главным образом это вызвано нашими воздушными рейдами». А в Греции, писал он, «англичане бегут без оглядки» [1025] Fred Taylor, Goebbels Diaries , 332. .

Но самое лучшее – то, что сам Черчилль, похоже, впадал во все больший пессимизм. «Говорят, что он в очень подавленном состоянии, целыми днями курит и пьет, – отмечал Геббельс в дневнике. – Именно такой враг нам и нужен» [1026] Там же, 331. .

Его дневник так и брызжет энтузиазмом по отношению к войне – и к жизни. «Какой изумительный весенний день за окнами! – писал он. – Как прекрасен может быть мир! А у нас нет возможности насладиться им. Человеческие существа так глупы. Жизнь так коротка, а они еще и сами себе осложняют ее» [1027] Там же, 335. .

За 24 и 25 апреля 17 британских бойцов спешно покинули Грецию. На следующий вечер (и в ночь на 27 апреля) эвакуировались еще 19 000. В Египте танки Роммеля продолжали движение вперед. В Англии нарастала озабоченность: быть может, британские войска вообще не в состоянии ни наступать, ни удерживать занятые территории? Это была третья масштабная эвакуация войск с тех пор, как Черчилль стал премьер-министром: сначала Норвегия, потом Дюнкерк, теперь – Греция. «Вот все, что мы по-настоящему умеем!» – язвил Александр Кадоган в своем дневнике [1028] Cadogan, Diaries , 374. .

Почувствовав, что эти военные неудачи могут смутить британскую общественность и Соединенные Штаты, Черчилль выступил с радиообращением вечером 27 апреля, в воскресенье (из Чекерса). Он представил свои недавние посещения городов, пострадавших от бомбежек, как откровенную попытку оценить настроения народа. «Я вернулся ободренным и даже освеженным», – заметил он, подчеркнув, что боевой дух общества на высоте. «Более того, – продолжал он, – я чувствовал, как меня охватывает общее возвышение духа, которое словно бы приподнимает человечество и его тяготы над уровнем зримых фактов, в область радостной безмятежности, хотя обычно мы считаем, что эта область находится где-то в лучшем мире» [1029] Gilbert, War Papers , 3:548. .