Эрик Ларсон - Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

В официальном заявлении Германия рисовала Гесса нездоровым человеком, находящимся под влиянием «гипнотизеров и астрологов». Вскоре последовал официальный же комментарий, где Гесса называли «неисправимым идеалистом» и «нездоровым человеком». Его астролога арестовали и отправили в концлагерь.

Геринг вызвал к себе Вилли Мессершмитта и устроил ему разнос за оказание помощи Гессу. Шеф люфтваффе осведомился, как Мессершмитт вообще мог позволить Гессу, этому явному сумасшедшему, заиметь самолет. Мессершмитт лукаво парировал:

– И я должен поверить, что безумец может занимать столь высокую должность в Третьем рейхе?

Геринг со смехом ответил:

– Вы неисправимы, Мессершмитт! [1115] Stafford, Flight from Reality , 131.

Между тем Черчилль в Лондоне распорядился, чтобы с Гессом обращались уважительно, но при этом осознавали, что «этот человек, подобно другим нацистским лидерам, потенциально является военным преступником и как он, так и его сообщники могут быть объявлены вне закона по окончании войны». Черчилль согласился с предложением военного министерства, чтобы Гесса временно разместили в Тауэре – до тех пор, пока ему не подыщут постоянное место проживания.

Это происшествие явно привело Рузвельта в восторг. В телеграмме от 14 мая он писал Черчиллю: «Могу издалека заверить вас, что перелет Гесса завладел воображением американцев и что интерес к этой истории следует подогревать на протяжении как можно большего количества дней или даже недель» [1116] Roosevelt to Churchill, [вероятно, 14 мая 1941], FDR/Map. . В своем ответе, направленном через два дня, Черчилль передавал все, что он знает об этом эпизоде, в том числе и утверждение Гесса: хотя Гитлер стремится к заключению мирного соглашения, он не будет вести переговоры с Черчиллем. При этом у Гесса не наблюдалось «обычных признаков умопомешательства», писал Черчилль. Он предостерегал Рузвельта, чтобы тот сохранил его письмо в тайне: «Мы здесь полагаем, что на некоторое время лучше предоставить прессе заняться обсуждением этого вопроса с тем, чтобы дать немцам пищу для догадок».

В этом правительство Черчилля преуспело. Вопросов у прессы появилось множество. Одна газета пошутила: «Ваши догадки насчет Гесса ничуть не хуже моих» [обыгрывая созвучие фамилии Hess и английского слова guess – догадка] [1117] Panter-Downes, London War Notes , 148. . Некоторые предполагали, что Гесс на самом деле никакой не Гесс, а его тщательно подготовленный двойник. Кое-кто даже опасался, что этот человек может оказаться убийцей, чья истинная задача – подобраться к Черчиллю достаточно близко, чтобы уколоть его отравленным шипом специального кольца. Зрители одного лондонского кинотеатра разразились бурным хохотом, когда закадровый голос в кинохронике произнес: «Теперь Англию не удивит, если следующим прибудет Герман Геринг».

Все это казалось фантасмагорией. «Что за драматический эпизод во всем этом потрясающем аду!!» – писал в дневнике генерал Реймонд Ли, американский наблюдатель. Ли обнаружил, что о прибытии Гесса заговорили в клубе «Уайтс», где постоянное повторение этой фамилии создало причудливый эффект, наполнив бар, комнату отдыха и ресторан «свистящими согласными» – из-за сдвоенной «с».

«Казалось, кто-то принес сюда целую корзину змей», – заметил Ли [1118] Lee, London Observer , 276. .

И вот, на фоне семейных неурядиц, гражданских бед и внезапного падения с неба заместителя Гитлера, первый год черчиллевского руководства страной подошел к концу. Вопреки всему Британия держалась, и ее граждане не устрашились, а стали только отважнее. Каким-то образом среди всех этих невзгод Черчилль все-таки сумел научить их искусству быть храбрыми.

«Возможно, люди сумели бы не ударить в грязь лицом вне зависимости от того, кто ими руководит, но это бессмысленные рассуждения, – писал Ян Джейкоб, при Черчилле одно время занимавший должность заместителя секретаря военного кабинета по военным вопросам, а позже дослужившийся до генерал-лейтенанта. – Мы знаем лишь, что премьер-министр руководил настолько великолепно, что люди почти упивались опасностями и восхищались тем, что Британия сражается в одиночку» [1119] Wheeler-Bennett, Action This Day , 174–175. . А вот что писал Эдуард Бриджес, секретарь военного кабинета: «Лишь он один обладал могуществом, заставившим народ поверить, что он, этот народ, может победить» [1120] Там же, 236. . Вероятно, лучше всего эти ощущения выразила Нелли Карвер, жительница Лондона, один из менеджеров Центрального телеграфа. Она писала: «Речи Черчилля посылали по моим венам пузырьки самых разных захватывающих ощущений, и мне казалось, что я могу справиться с самым здоровенным гансом!» [1121] Toye, Roar of the Lion , 8.

В один из полнолунных уик-эндов, которые Черчилль проводил в Дитчли, находившаяся там Диана Купер, жена министра информации Даффа Купера, сказала премьеру: главное из всех его свершений состоит в том, что он дал людям храбрость.

Но он не согласился.

– Я никогда не давал им храбрости, – заметил он. – Я лишь сумел сфокусировать ту, которая в них уже была [1122] Cooper, Trumpets from the Steep , 73. .

В конце концов Лондон выстоял, хоть и получил тяжелые травмы. В период с 7 сентября 1940 года, когда произошел первый масштабный авианалет на центр Лондона, по воскресное утро 11 мая 1941 года, когда «Лондонский блиц» завершился, погибли около 29 000 жителей британской столицы, а 28 556 получили серьезные ранения.

Никакой другой британский город не понес таких потерь, хотя по всему Соединенному Королевству общее число жертв среди мирных жителей (включая тех, кто погиб в Лондоне) составило за 1940 и 1941 годы 44 652 человека. Еще 52 370 были ранены.

Среди погибших было 5626 детей.

Стоял декабрь 1941 года, был воскресный вечер, до Рождества оставались какие-то недели, и в Чекерс, как всегда, съехалось множество знакомых лиц – чтобы поужинать и переночевать (или просто поужинать). Среди гостей были Гарриман и Памела, а также новое лицо – Кэти, дочь Гарримана, которой в этот день исполнилось 24. После ужина Сойерс, камердинер и дворецкий Черчилля, принес радиоприемник, чтобы все присутствующие могли послушать очередной выпуск новостей BBC. Атмосфера в доме царила отнюдь не жизнерадостная. Черчилль, казалось, пребывает в унынии, хотя война в тот момент развивалась сравнительно удачно для Британии. Клементина простудилась, поэтому оставалась наверху, в своей комнате.

Приемник был недорогой, портативный: Черчиллю подарил его Гарри Гопкинс. Премьер открыл крышку, чтобы включить его. Новости уже начались. Диктор сказал что-то про Гавайи, а затем перешел к положению в Тобруке и на Русском фронте. Гитлер начал свое вторжение еще в июне – массированной атакой, которая, как предполагало большинство наблюдателей, сокрушит советскую армию за какие-то месяцы, а то и недели. Но армия оказалась более эффективной и стойкой, чем кто-либо ожидал, а теперь, в декабре, захватчики бились с двумя вечными видами оружия, помогающими России: с ее огромным размером и с ее зимой.