Эрик Ларсон - Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

Наиболее символичной – и приводящей в ярость – архитектурной жертвой авианалета, произошедшего 10 мая, стал зал заседаний палаты общин (уничтоженный прямым попаданием бомбы), тот самый, где Черчилль всего четырьмя днями ранее получил поддержку парламентариев в ходе голосования. «Наша старая палата общин разорвана в клочья, – писал Черчилль сыну Рандольфу. – Ты никогда не видел такого зрелища. От зала не осталось ничего, кроме некоторых наружных стен. Правда, гансы любезно выбрали время, когда никого из нас там не было» [1109] Winston S. Churchill, Memories and Adventures , 19. Александр Кадоган, замминистра иностранных дел, придерживался иного мнения. «Мне наплевать, – писал он в дневнике. – Жаль, что заодно не взорвалось большинство парламентариев» (Cadogan, Diaries , 377). .

Но воскресенье принесло некоторым странное и желанное спокойствие, как писала одна 28-летняя женщина, которая вела дневник для «Массового наблюдения». Эта состоятельная вдова вместе с двумя детьми проживала в районе Мейда-Вейл, к западу от Риджентс-парка, и не заметила там ничего похожего на пожары, бушевавшие в то время в Вестминстере (в трех милях к юго-востоку). «Я раздвинула шторы и увидела день, полный солнечной прелести и совершеннейшего покоя, – писала она. – Яблони в саду были усеяны розовыми точками, выделяющимися на фоне роскошной густой белизны грушевых цветов; небо отливало теплой голубизной, в ветвях щебетали птицы, и все окутывала мягкая тишина, свойственная воскресному утру. Просто невозможно поверить, что еще ночью при взгляде в это же окно все казалось дико-багровым от зарева пожаров и дыма, все тонуло в оглушительном, адском шуме» [1110] Harrisson, Living Through the Blitz , 275. .

Город собирался с духом, готовясь встретить еще один налет в ночь с воскресенья на понедельник (когда луна должна была стать самой полной), но вражеские бомбардировщики так и не появились. Не прилетели они и на вторую ночь – и на третью. Эта тишина озадачивала. «Возможно, они сосредотачивают все свои части на Восточном фронте – в рамках кампании по устрашению России, – писал Гарольд Никольсон в дневнике (уже 17 июня). – Возможно, все их военно-воздушные силы будут использованы для массированной атаки на наш египетский фронт. А возможно, они занимаются оснащением своих машин каким-нибудь новым приспособлением наподобие кусачек» (для перекусывания тросов, на которых держатся заградительные аэростаты). «В любом случае это предвещает что-то недоброе», – заключил он [1111] Nicolson, War Years , 172. .

Произошедшее изменение сразу же стало очевидным по ежемесячным сводкам о количестве погибших, составляемым министерством внутренней безопасности. За май по всему Соединенному Королевству немецкие авианалеты убили в общей сложности 5612 мирных жителей (в том числе 791 ребенка). В июне это количество упало до 410 (почти на 93 %); в августе – до 162; в декабре – до 37 [1112] "Statement of Civilian Deaths in the United Kingdom," July 31, 1945, HO 191/11, UKARCH. .

Парадоксальным образом это непривычное затишье наступило в то время, когда Истребительное командование уверилось, что наконец-то успешно осваивает ночную оборону. Авиакрыло № 80, занимавшееся радиоэлектронной борьбой, неплохо освоило искусство глушения и отклонения немецких навигационных лучей, а стремление Истребительного командования научиться воздушному бою в темноте, казалось, все-таки начинает приносить плоды. Многие двухмоторные ночные истребители теперь оснащались радаром «воздух – воздух». Пилоты одномоторных истребителей, вылетавших в «истребительные ночи», похоже, тоже начинали по-настоящему проявлять себя. В ту самую ночь с субботы на воскресенье, под сияющей луной, объединенная группа из 80 «Харрикейнов» и «Дифайентов», поддерживаемая периферийными батареями ПВО, сбила по меньшей мере семь бомбардировщиков и серьезно повредила один из самолетов авангарда из соединения KGr-100; прежде такого успеха добиться не удавалось. С января по май общая скорость перехвата немецких самолетов истребителями Королевских ВВС возросла вчетверо.

На земле тоже сформировалось иное отношение к происходящему – созвучное общему ощущению, что Англия, вне всякого сомнения, показала: она может противостоять натиску Гитлера. Теперь пришло время нанести ответный удар. Один из авторов дневников, ведущихся для «Массового наблюдения» (он работал коммивояжером), записал: «Похоже, настроение народа меняется от пассивного к активному. Люди предпочитают не прятаться в убежищах, а вовсю действовать наверху. Порой кажется, что с зажигалками обращаются словно с фейерверками, а тушение пожаров в верхних комнатах с помощью переносных насосов – теперь просто часть вечерней домашней рутины. Один руководитель признался мне, что его главная забота – не допускать, чтобы люди шли на риск. Всякому хочется "прикончить бомбу"» [1113] Harrisson, Living Through the Blitz , 274. .

И потом, был же еще Гесс.

13 мая, во вторник, Йозеф Геббельс затронул этот вопрос на своем очередном утреннем пропагандистском совещании. «История знает великое множество подобных примеров, когда люди в последний момент теряли самообладание и совершали поступки, продиктованные, быть может, самыми благими намерениями, но тем не менее причиняющие вред их стране», – заявил он. Он заверил своих пропагандистов, что рано или поздно этот инцидент померкнет, вписавшись в исторический контекст – просто как единичный эпизод в долгой и славной истории Третьего рейха, «хотя в данный момент он не очень приятен, что вполне естественно. Однако нет никаких оснований полагать, что из-за этого мы должны хоть в чем-то терять энтузиазм или что мы никогда не сможем загладить этот эпизод своими дальнейшими действиями» [1114] Boelcke, Secret Conferences of Dr. Goebbels , 162, 165. .

Но Геббельса явно смутило это происшествие. «И надо же было такому случиться именно сейчас, когда рейх вот-вот стяжает победу, – заметил он на совещании 15 мая, в четверг. – Это последнее тяжкое испытание для нашего характера и для нашей выдержки, и мы вполне готовы к такой проверке, которую устроила нам судьба». Он велел своим подручным воскресить пропагандистскую линию, которую они использовали еще до войны и которая основывалась на мифе о Гитлере как о существе мистическом: «Мы верим в пророческий дар фюрера. Мы знаем, что все события, которые представляются нам сейчас неблагоприятными, в конце концов окажутся для нас самыми удачными».

Разумеется, Геббельс знал, что скоро внимание общества переключится совсем на другое. «Пока мы проигнорируем эту историю, – распорядился он. – И потом, вскоре в военной сфере произойдет нечто такое, что позволит нам отвлечь внимание людей от проблемы Гесса, обратив его на иные вещи». Он имел в виду предстоящее вторжение Гитлера в СССР.