Вячеслав Тюев - Голос из толпы. Дневниковые записи

“Прокрутив” компрессор всего полтора часа, его разобрали и передали в цех № 6 (там он нужен, чтобы, собрав его совместно с турбиной, отчитаться в выполнении плана). Вполне понятно, что в результате этих полуторачасовых “испытаний” конструкторы не смогли получить всех необходимых данных, чтобы решить вопрос о пригодности этого варианта конструкции.

Итак, опять ничего не ясно. Никто не знает, годится машина в таком виде или не годится. А пока что в цехах изготовляются следующие машины, и вполне возможно, что каждую из них придется переделывать… Так как же назвать деятельность людей, сорвавших испытания 18 апреля?» 84

4 апреля.Лосев, фотокорреспондент «Советской России», – о миллионерах-корреспондентах столицы: по 10 тысяч (по 10 «рублей») в месяц получают при безделье. Об атмосфере подхалимажа, низкопоклонства в центральных газетах. Заведующего отделом или его зама глазами едят, приторно вежливы. Идя в столовую, предлагают свои услуги занять место. А все потому, что боятся за свое благополучие.

Кантор после известия об одностороннем прекращении Советским Союзом испытаний атомных бомб: «Это пропагандистский трюк». Вечером по радио я слышу: американцы-де извращают решение советского правительства, утверждая, что это пропагандистский трюк. Совпадение буквальное, слово в слово.

Появились тяжелые, мрачные слухи о самоубийстве Жукова (как несколько раньше – о Маленкове) 85.

Речь Хрущева на сессии Верховного Совета о разрухе в деревне при Сталине (1950–1952 гг.). Приводит страшные примеры. Тут же вспоминаются Бабаевский, другие писатели. Видели все, но молчали. Или подхалимничали, как Бабаевский. Вот «роль» советской литературы и издателей-цензоров.

Недавно возвращался из шахматного клуба с Марченко и Н. Говорят про Хрущева недобрые слова: у него, мол, как у городничего Салтыкова-Щедрина, фаршированная голова (Марченко).

Н.:

– А как быстро, как жестоко свернул шею всем, кто был ему неугоден!

В общем, обычные разговоры. А вот слышать хорошие слова о Хрущеве почти не приходится.

Через несколько дней после этого разговора заходит один товарищ в редакцию:

– Вы читали? Читали, как на 13‐м съезде ВЛКСМ Шелепин в своем докладе раскланивался перед Хрущевым?

Кореньков из завкома рассказывает:

– Сегодня в завком приходит Суриков: «Освобождайте меня от председателя цехкома!» – «В чем дело?» – «За месяц получил 92 рубля зарплаты! Оттого, что покритиковал начальника цеха Евтушенко…»

Дело все в том, что начальники цехов обычно доплачивают предцехкома, а тут начальник не стал доплачивать: получай что заработал. Формально Евтушенко прав… Какой уж может быть деятельность председателей цеховых комитетов при таких порядках – ни слова против начальства! Чуть что – бьет рублем.

Продолжается история с разрезным валом Богорадовского и Бурдина. Руководство всячески препятствует их новшеству, подтасовывает факты. А «б в квадрате» делают, совершенствуют свой проект, но пока без толку.

Новый главный конструктор Семичев – бездарность. Его выдвинули, чтобы держал линию Холина. Держит. Умрет, а сдержит. Потому что Семичев понимает, что ничем не может взять – ни умом, ни знаниями, ни организаторскими способностями, кроме как подхалимством, «держанием линии».

Ден, конструктор, пришел в партбюро ОГК, вскрыл недостатки в работе: так, мол, работать нельзя. Создали комиссию. Факты подтвердились. Дену – выговор. За развал работы (он ведь секретарь партгруппы отдела).

Второй раз пришел Ден с указанием на недостатки. Разобрались. И снова ему выговор.

– Больше меня в партбюро за помощью и на аркане не затянешь! – говорит Ден.

Пришел Циунчик. Рассказывает… Ну и гадость же была в период Сталина! Циунчик и сейчас не верит ни в какие законы, ни в какие права. Его, редактора «Молота», забрали в 37‐м году. Вот почему.

Получил для редактирования заметку, в которой имя Сталина упоминалось раз двадцать. Четыре раза – для сохранения логики изложения – он имя Сталина вычеркнул. Ему предъявили обвинение: препятствует народу выражать любовь к своему вождю.

Циунчик продолжает дальше: прокурор сам написал вопросы и антиправительственные ответы якобы Циунчика. Заставляли это подписать, насильно рукой водили по бумаге… Подпись вышибить с него не удалось. А подписал бы – расстрел. Таким образом сотнями расстреливали (при царизме такого не было!). Действовали на психику: мол, твоя жена гуляет… В камере – ни клочка бумаги. Без книг, газет. Еле выжил.

А потом на работу не принимали. Подыхал с голоду. Сначала, как началась война, даже в армию не брали (Циунчик – еврей).

20 июня.Все поры жизни пронизало это – где бы схимичить, поживиться легкой деньгой. Рассказ больного в больнице им. Урицкого: грузчик на складе химичит (там все химичат!), директор магазина химичит (ворует), кондуктор химичит (обсчитывает)… Урывают у государства по мелочам вроде бы, а в целом получается уйма растранжиренного добра.

Другой грузчик, тоже в больнице, рассказывает про молодежь, стиляг, про танцы и драки:

– Ну, пошла нынче молодежь! В какое-то время, посмотришь, все льнули к волейбольным площадкам, к спорту, а ныне на уме одни танцы да выпивка. У меня у самого такой сорванец растет. А все мы – старшие… Как подопью, то уж знаю: через два-три дня жди от сына реакции. То двойку принесет, то набедокурит. Не пью я – и все хорошо, чинно и гладко у сына идет.

Рассказ соседа по палате, инженера, о войне:

– Вскакиваю в окоп, навстречу – немец с финкой. Я увернулся, вижу перед собой человечье лицо близко-близко, и – хрясь прикладом по черепу, на меня – мозги фонтаном. После боя меня долго трясло. Страшная, брат, это вещь – война.

Или вот его рассказ. Из десятилеток в полк приходили девицы, фронтовички. Всех их портили. Одна была честнейшая, никому не давалась, даже начальникам. Те ее в отместку упекли на передовую. Вскоре дивчина погибла.

Сошлись два инженера по палате, один еврей. Ведут разговор о делах инженерных, производственных. И такая возникает страшная картина, как и на заводе нашем…

Еврей:

– Дармоедов мильоны. Сидят в ЦКБ 86, бездельничают, молодежи боятся. Из инженеров превратились в дипломатов. Инженерное дело их уже не интересует, а лишь сводки, отчеты, подделки, подножки друг другу – за место, конечно. Поэтому у нас и низкий жизненный уровень.

Продолжает:

– Гвоздей полтонны, и тех не получить, не достать. Во всей промышленности бардак, сплошной бардак. Теперь я прихожу к мысли, что ракеты, спутники не отражают уровень промышленного развития страны, как раньше думал.

Продолжает:

– Собралась нас группа инженеров. Одно дело взялись делать: себе известность создавали, да и платили хорошо. Так мы, конструкторы, 10 человек, за три месяца такое сделали, что в любом ОГК 100 человек в лучшем случае за два года сделают… Н-да, дармоеды. Работают с прохладцей. Неделю рисуют ручку, месяц – ножку, а тут еще чертежницы, копировальщицы и тысячи раздутых штатов. Так на всех заводах.