Софья Голицына - Нам не дано предугадать [litres]

На следующий день, когда мы подъезжали к Тюмени, я с чувством тревоги услышал, что там было восстание и город находится на военном положении. Я не телеграфировал жене, так как мне хотелось появиться в городе неожиданно. Когда мы наконец приехали, оказалось, что на станции был патруль и документы пассажиров проверялись. К счастью, я встретил в поезде человека, знакомого с начальником станции, и вместо того, чтобы идти через главный выход, где стоял патруль, он провел меня через контору на улицу. Я ехал домой, и этот короткий путь показался мне бесконечно длинным.

Я не буду описывать радость и счастье, которые мы испытывали при этом неожиданном воссоединении. Есть моменты в жизни, мгновенья величайшего счастья (и большого горя), которые не могут быть перенесены на бумагу, но остаются глубоко запечатленными в сердце на всю жизнь.

Какое это великолепное ощущение – после четырех месяцев заключения жить обычной человеческой жизнью: гулять, встречаться с друзьями, разговаривать, читать беспрепятственно, жить без надзирателей, следующих и следящих за тобой, комиссаров, слушающих твои разговоры и читающих твои письма, и никаких запертых дверей или окон с решетками. Как приятно просыпаться, и чувствовать мягкую теплую постель, и видеть знакомую обстановку удобной комнаты вместо голых серых стен, слышать радостные голоса детей вместо топота и криков стражи и знать, что можешь идти куда хочешь и делать что хочешь.

Эти чувства свободы и счастья так овладели мной, что в течение первых дней я не думал о трудности моего положения, но скоро пришлось. Тюменью правили большевики. Совет состоял из крайних радикалов и возглавлялся комиссаром наихудшего типа. Шли аресты, обыски и конфискации, многие известные горожане были в тюрьме или оставили город, прячась в окрестных деревнях. Вероятно, было указание из Екатеринбурга относительно меня, и я был под негласным наблюдением, но поскольку большевики были поглощены своими собственными делами, которые шли далеко не блестяще из-за участившихся вспышек восстаний в уездах южнее и восточнее Тюмени, они не много внимания уделяли мне. Я старался не привлекать внимания: не возобновил практику, я даже не жил дома, а нанимал комнату по соседству так, чтобы меня успели предупредить, если нагрянет милиция. В течение того короткого времени, что я оставался в Тюмени, по городу шли обыски, большевики искали оружие и запасы провизии. Поскольку наши правители не любили беспокоить себя ночью, обыски проходили днем, и мне было бы легко уйти бродить по улицам, если бы эта процедура началась в моем доме.

Другая опасность грозила мне из Екатеринбурга: приказ арестовать меня или доставить туда, поскольку суд мог начаться в любое время, и положить конец моей свободе. Мысль быть заключенным в тюрьму снова сводила меня с ума. Выходом был побег из Тюмени. Но что будет с моей семьей и друзьями, которые были все еще в тюрьме? Их положение ухудшится с моим побегом. Таковы были мои мысли после первых радостных дней свободы.

Около 10 дней спустя после моего возвращения я совершенно случайно был приглашен богатым татарским купцом к его больному брату в деревню. Татары составляют значительную часть населения района. Большинство из них были очень зажиточными и все настроены определенно антибольшевистски. Татары – потомки прежнего татарского или монгольского населения Западной Сибири, они большей частью занимаются торговлей мехами и кожей, это честные люди, на которых можно положиться.

Деревня, в которую меня везли, была расположена на тракте на Тобольск, в 25 верстах от Тюмени, и была населена только татарами. Мой хозяин предложил мне снять для моей семьи на лето дом в деревне. Это предложение подошло мне чрезвычайно. Оно разрешало одну из моих проблем: моя семья будет в безопасности жить в спокойной татарской деревушке, вдали ото всех большевистских беспорядков, и это давало мне большую свободу для действий. Итак, я выбрал два больших и удобных дома для моей семьи и моего кузена.

Несколько дней спустя, проснувшись утром, я получил приятный, хотя и не совсем неожиданный сюрприз: возвратились оба моих друга на тех же условиях, что и я.

Ничто больше не удерживало нас в городе, где правящая партия становилась с каждым днем все более нервной и агрессивной, поскольку вести о чехословацком мятеже достигли города. Шепотом передавались подробности падения Омска, где было сформировано новое правительство Сибири. Люди тайно ликовали, поздравляя друг друга с радостными новостями. Большевики стали отправлять на запад награбленное у населения добро, аресты распространились шире. Было бы глупо оставаться хоть днем дольше. Наутро после приезда Львова мы покинули город пешком разными дорогами, с единственной телегой, груженной нашим багажом. Наши друзья, оставшиеся в городе и получавшие сведения о деятельности местных властей, обещали держать нас в курсе дел, происходящих в городе.

Какими приятными были эти светлые солнечные дни, мирно проведенные в татарской деревне среди этих честных людей на прекрасных берегах реки Туры. Но мир и счастье не длятся долго, наше продолжалось всего четыре дня.

На пятый день нашего пребывания там друзья прислали мальчика, сообщившего, что нас разыскивают в городе. Так как стало ясно, что мы скрылись, поиски в близлежащих деревнях были неизбежны. Поэтому нам посоветовали скрыться в какой-нибудь отдаленной деревне или даже в лесах. Новости с востока были хорошими: чехословаки и вновь созданная Сибирская армия одерживали победы, и Ишим, город в 200 верстах от Тюмени, был уже в их руках. Все надеялись, что через неделю-две антибольшевистские силы дойдут и до нас, так что нам не придется долго скрываться.

После небольшого обсуждения мы трое (три мушкетера, как называл нас кузен) оставили свои семьи, правда, с некоторыми колебаниями, но с уверенностью, что наше отсутствие продлится самое большее несколько дней. Даже если бы местонахождение наших семей было открыто, большевики не причинили бы никакого вреда детям и женщинам. Кроме того, мы доверяли нашим друзьям-татарам, которые обещали позаботиться об их безопасности.

Мы прошли без багажа 10 верст до следующей деревни. У нас не было определенного плана, мы только решили держать путь на восток, навстречу наступающей Сибирской армии. Проведя ночь в деревне, мы наняли телегу с лошадью, которая медленно везла нас вдоль реки в направлении Тобольска. На следующий день мы доехали до села Покровского, известного как родина Распутина. Нам повезло, что мы не оказались там раньше. Прошлой ночью деревню прочесывал отряд красных, приплывший на моторной лодке из Тюмени. Искали нас и других «буржуев», бежавших из города. Для нас было разумнее оставить дорогу вдоль реки к Тобольску и направиться восточнее, через менее населенные места в глубине района. Мы пересекли широкий быстрый Тобол и въехали в другую татарскую деревню, где встретили наших друзей из Тюмени, господина К. с женой и братом. Господин К., один из наиболее известных и богатых жителей этой части Сибири, был владельцем больших мукомольных заводов, импортером китайского чая и депутатом Думы от кадетской партии. Он и его семья были наиболее культурными людьми в Тюмени, и мы ценили дружеские отношения с ними во время нашего пребывания в этом городе. Лишенный теперь своего состояния, он, так же как и мы, разыскивался большевиками.