Феликс Хартлауб - В особо охраняемой зоне. Дневник солдата ставки Гитлера. 1939– 1945

Разграбленные и опустошенные помещения неудержимо притягивают к себе солдат различных охранных подразделений и разного рода гражданских лиц из оккупационных учреждений. На этом складе различных предметов, представляющих собой особую ценность, как для продажи, так и сохранения в качестве сувениров, можно найти пресс-папье, печати от государственных договоров и многое другое.

Во время прочесывания заброшенных кабинетов иногда происходят нежелательные встречи и шокирующие неожиданности. Там можно натолкнуться на солдата, уснувшего у роскошного письменного стола из красного дерева за чтением литературы типа «Я была служанкой Адольфа Гитлера». То обнаруживаются совершенно чужие господа из непонятных учреждений, опробывающие пишущие машинки и обыскивающие книжные шкафы. То вдруг в каком-нибудь помещении зажжется десяток лампочек на люстре. Бывает, что из глубины этажей с неслыханной скоростью прибывает лифт.

Толстые ковры позволяют двигаться бесшумно. После секундного шока от неожиданной встречи люди приветствуют друг друга небрежным движением руки и обмениваются испытующими взглядами.

Случается, что внезапно начинают бить часы, а в каминах пепел от частной корреспонденции вдруг приходит в движение. То слышится звонкая капель. В то же время сигналы автомобилей снаружи кажутся очень далекими и невероятно глухими. И тогда вся эта возня с поиском предметов уже не представляется веселой прогулкой и начинает чудиться, будто за дверью кто-то притаился.

Пригородный поезд, устремляясь из города, почти бесшумно начал разгоняться на прямом участке пути. Дверь. Помещение для багажа. Стоящие в центре вагона пассажиры. Они стоят, широко расставив ноги и цепко держась за блестящий поручень, хотя поезд идет мягко и без рывков. Среди них немало хорошеньких молоденьких девушек. Слышатся приглушенные разговоры. И только вклинивающиеся в них порой громкие звуки баварского диалекта нарушают общую тональность.

У большинства пассажиров тусклые русые волосы, которые никак не сочетаются с ядовито-желтой окантовкой головных уборов. Детский пушок на щеках. У многих – блеклые веснушки на лицах.

Монотонная болтовня звучит как птичий гомон из клетки, установленной на вагонный брезент, приспособленный для перевозки ручной клади. И чужеродная речь практически не нарушает общую тональность звучания.

На неудобных местах сидят исключительно французы. Они молчат.

Субботний вечер. Душно. Ощущается приближение грозы.

Кажется, что минуты, разделяющие остановки на пригородных станциях, тянутся вечно. Нахмуренные брови, окаменевшие и широко раскрытые веки, глубокие морщины на лбу и в уголках рта. Одна женщина непрерывно нервно всхлипывает. В ее потухших глазах одновременно читается и страх, и ненависть, готовность к бесконечному ожиданию отмщения. Тем не менее она непрерывно смотрит на девушек, но не на лица, а на волосы и отдельные детали их одежды.

Молодой человек в пятнистом пиджаке кокетничает глазами с девушками, хотя его узкий рот плотно прикрыт, а ноздри трепещут.

Женщина в черном, лицо которой прикрывает вуаль. Накрашенные темно-красные губы немного втянуты, но толстый слой помады все равно оставляет их яркими. Дышит она ровно, и ей явно хочется прикрыть глаза и ото всех отвернуться. У нее дряблая кожа на шее и выглядывающий один седой локон из-под шляпки. Ей надо выходить, и она тихо произносит: «Пардон». Девушки немедленно расступаются, освобождая проход.

Женщина невысокого роста, кажется, слегка прихрамывает. Высокий ворот жакета создает впечатление, что ее большая голова приклеена прямо к туловищу. На долю секунды она прикрывает глаза, словно засыпает, но затем вновь их открывает.

Некоторые девушки устали стоять и распределились по освободившимся местам. Они сели быстро и бесшумно. Одна из них от солдатского комплимента смутилась и покраснела. Другие же пассажиры делают вид, что ничего не замечают. Однако такое ее в принципе безупречное поведение воспринимается французами как ненормальное в их понимании. У некоторых из них лица даже немного скривились. Они попытались поддержать общие разговоры и начали включаться в них со своих довольно отдаленных мест, но большинство их реплик так и повисло в воздухе.

На станции Сен-Жермен-ан-Ле толпа рассосалась, разбившись на пары и небольшие группы. Ласточки летали у них прямо над головой. В садах и огородах, спускавшихся к Сене, низко наклонившись или вовсе стоя на коленях, работали одинокие женщины.

Длинные грядки клубники. Отцветшие вишни почти без зеленых завязей. За стеной гнущихся под порывами ветра лип кричало множество различных птиц. Воздух становился все более влажным, и чувствовалось, что дождь может пойти с минуты на минуту. Над лесным массивом, чуть ли не касаясь верхушек деревьев, летел большой транспортный самолет. Облачность была очень низкой.

Они зашагали по темно-серой асфальтовой дороге в лес. Мимо, едва не задев их, пронеслась стайка подростков на гоночных велосипедах, низко склонив головы к рулю. Миг – и их как и не было. В роще, состоявшей сплошь из молодых деревьев, чьи стволы были не больше пальца толщиной, на земле, покрытой зеленой травкой, отдавая золотом, весело потрескивая, плясало большое пламя костра, почти не дававшего дыма. Рядом сидел лесоруб.

Несколько километров стена парка проходит рядом с проселочной дорогой. Вначале стена снабжена своеобразным гребнем, состоящим из вертикально поставленных и изборожденных желто-коричневыми трещинами кирпичей, которые горят под лучами солнца. Однако там, где есть новая штукатурка, этих трещин почти не видно.

На самой же стене штукатурка местами отвалилась, и там видно, что кладка состоит из неотесанных круглых булыжников, которые зачастую являются довольно крупными – величиной чуть ли не с голову. Между собой они скреплены строительным раствором, обнимающим их толстым бугристым слоем.

Кое-где этот раствор обветшал и раскрошился, и в этих местах камни просто лежат друг на друге, держась под своим весом. Основание стены скрыто в густых зарослях крапивы, начинающихся от придорожной канавы.

Внезапно появился выкошенный участок. Чей-то серп прошелся от канавы до камней, оставив после себя желто-зеленый ковер из скошенной травы. Стоит наполовину заполненный ею мешок с широко распахнутой обвисшей горловиной, рядом с которым лежит тускло поблескивающая серая металлическая фляга. Недалеко растут колючки с плотными стеблями и широко разросшееся алоэ.

Пройдя некоторое расстояние, «он» увидел, что стена стала терять свою обветшалую кирпичную верхушку, открывая голые камни. Некоторые из них отсутствуют, а чуть дальше обвалилось уже несколько рядов. Стена стала ниже, и с бугристой асфальтовой дороги уже можно через нее заглянуть. За ней же плотно растут деревья, образуя настоящий темный лес и заслоняя солнце, лучи которого пробиваются через их крону лишь в отдельных местах.