Феликс Хартлауб - В особо охраняемой зоне. Дневник солдата ставки Гитлера. 1939– 1945

Со стороны Лувра начал надвигаться дождь, и на землю упали первые капли. Создалось впечатление, как будто они бьют по заданной цели и пытаются продырявить знойное марево и духоту. Но это им не удается. Мужчины лишь приподняли плечи, а женщины раскрыли разноцветные зонты.

На юге город окаймляют крутые склоны холмов, девственные невозделанные поверхности которых покрыты короткой травой без цветов. Этот ковер разрывают почти вертикально обрушившиеся меловые скалы. Дует несущий в себе влагу ветер с моря.

Бушующие как в предгорьях Альп, согнувшиеся чуть ли не до земли деревья – серебристый тополь и несколько кленов. Их видно даже из центра города, с площадей и набережной Сены.

Вырытые ямы, светлая глина и рыхлый известковый мусор. По склону вверх тянется одно только кладбище, и стена из красного кирпича образует на нем своеобразный треугольник.

На молодых дубах и кленах, которые на приличном расстоянии друг от друга обрамляют единственную главную аллею, ветер выворачивает листья, показывая их медно-коричневые оттенки, создавая эффект наступившей осени.

В городе же преобладают серые и фиолетовые тона, а вот кирпично-красный цвет встречается редко. В церквях же главенствуют серебристо-серые краски. Позеленевшая медь на крыше клироса собора.

Со стороны аббатства Сент-Уэн доносится перезвон многих колоколов, и кажется, что звук исходит из нефа собора, не уходя вверх. При этом башни стоят молча, как бы замерев и укутавшись в свои каменные кружевные пальто.

Праздник Тела Христова пришелся на это воскресенье, и колокольный перезвон обрывается без эха, затухая уже в близлежащих крышах. Медленно раскачиваясь, продолжает звонить один только большой колокол собора. Но и этот звук доносится словно издалека.

Разрушенный квартал между собором и рекой. И если смотреть на него сверху, то повсюду начинают преобладать мрачные тона. Внешние стены павильонов высотой с двухэтажный дом еще стоят, повторяя на большом отрезке одну и ту же картину, с пустыми глазницами окон. Орехового цвета стены старых ремесленных мастерских жмутся друг к другу, словно вертикальные полосы. Набережная, углубляющаяся в зону развалин и посыпанная свежим песком, со стороны реки еще не приобрела прежние очертания. Но одетые по-воскресному нарядные люди, напоминающие антикварные статуэтки, уже медленно прогуливаются по ней взад и вперед.

Через реку переброшен все еще не до конца восстановленный мост с новыми выкрашенными свинцовым суриком стальными балками. Чуть дальше вверх по течению временно проложены кривые мостки для пешеходов.

Приземистые склады на острове выглядят так, как будто их придавила земная атмосфера или волна от взрыва. Все кирпичи целы, и свисающие до самой земли крыши доходят до зарослей бузины садов, расположенных на берегу.

Дальше к югу на якоре посередине реки стоит часть сил «флота вторжения». Его компактно уставленные темные баржи образуют единый комплекс.

В простеньком скелете современного железнодорожного моста отсутствует лишь один узкий пролет.

Вниз по течению Сена убегает в бесконечную даль в западном направлении. С одной стороны ее русло обрамлено крутым поросшим темными лесами берегом, а с другой – полями. Сама же река теряется в дымке напирающих на нее лесных массивов.

Появившиеся в обед тучи сгущались до самого вечера, постепенно отвоевывая у неба все больше ясных участков и закрывая собой жаркие лучи солнца. Ни ветерка.

Длинная каштановая аллея, которая плавно спускается к Сене. В конце ее в обрамлении темных, словно высеченных из камня, стен деревьев виднеется лужайка, напоминающая серое, как в утренних сумерках, иссушенное поле, усеянное черепками. Из них произвольно торчат какие-то большие куски, напоминающие геометрические фигуры. Если специально не присматриваться, то все это сливается с серо-фиолетовым небом с бесформенными облаками.

Большой участок города, над которым нависла тень от гигантского облака.

Дорога идет непосредственно рядом с каштанами. На середине аллеи расположился луг с одиноко возвышающимися кустиками с отцветшими цветами, робкими хилыми желтыми соцветиями и местами густыми зарослями крапивы. Луг пересекают узкие, произвольно проложенные утоптанные тропинки, ведущие к дубовой роще, за которой просматриваются группы домов с садами.

На низком складном стуле, стоящем на неровной поверхности луга, выпрямив спину, сидит пухленькая девушка в светлом платьице и штопает чулки, целый пук которых она положила себе на колени. У ее ног, почти невидимый в высокой траве, подперев голову рукой, развалился парень. Слышится только его голос.

В тени деревьев стоят детские коляски, а рядом устроились округлые и одетые во все черное мамаши. На малюсеньком коврике в пеленках на спине лежит младенец. Его беззащитные глазенки, закрывающиеся только во время сна, устремлены на неподвижно висящие перистые облака в бездонном небе.

Другая детская коляска, прикрытая черной клеенкой, заполнена травой и хворостом. Часть женщин, согнувшись в три погибели, косят серпом и ощипывают вокруг себя траву.

На дребезжащих велосипедах без сигналов, пригнувшись к рулю, в город устремились лесорубы, оставляя за собой легкий запах табака и красного вина. Один из них перекинул через руль и привязал к седлу несколько свежесрубленных, толщиной с руку и похожих на копья стволов, из которых получилась раскачивающаяся вязанка, выступающая на метр спереди и сзади. Другие поспешали пешком, перебросив косы через плечо. На их бедрах раскачивались полые коровьи рога с оселками для их заточки.

Близко растущие каштаны образовали небольшую стенку, которая внизу представляет собой переплетение темных веток, лишь слегка опушенных большими листьями. Вверху же она превращается в непроницаемую и тяжелую лиственную завесу. Но и там встречаются бреши. С полдюжины деревьев вообще отсутствуют. Кое-где в этих местах пытаются вырасти новые слабые побеги с блеклыми листочками. Но им не удается достичь нужной высоты. То же стараются сделать и молодые липы, однако им не хватает света, и они перестают расти.

Временами в этих зарослях деревьев слышатся голоса птиц, как будто руководимые взмахом палочки неведомого дирижера. Их щебетание, словно повинуясь ему, то нарастает, то затихает.

Парк по обе стороны аллеи иногда кажется бесконечным – к нему примыкают, спускаясь с пологих холмов, длинные поперечные аллеи. Почва в них кажется черной, влажной и девственной. Затем парк вновь становится реже или вовсе исчезает. Земляное полотно дороги аллеи кое-где пересекает рельсовый путь.