Феликс Хартлауб - В особо охраняемой зоне. Дневник солдата ставки Гитлера. 1939– 1945

– Еще два дня, и мне придется уволить всех дам. А что будет со мной, когда хозяин вышвырнет нас на улицу?

С этими словами она поднесла ко лбу насквозь мокрый скомканный носовой платок и стала обмахиваться веером.

– Немцы, должно быть, понесли большие потери, – путая немецкие и французские слова, продолжила администраторша. – Какой ужас эта война с Россией… Вы тоже об этом слышали?

– Все совсем не так, как вы излагаете, мадам. Не стоит так волноваться. Подумайте о своем здоровье, пожалуйста. Немецкие потери несоизмеримы с нашими поистине всемирно-историческими успехами.

– Вы так уверенно об этом говорите… А где вы работаете? Вы слышали последние новости?

– Если кто и знает истинное положение вещей, так это только мы…

Тут «он» запнулся на полуслове, поняв, что чуть было не выдал важную тайну. Ведь распространяться здесь о том, что «он» является сотрудником посольства, мог только человек, сошедший с ума.

«Что за детская наивность! Опять эта немецкая сентиментальность, – мысленно принялся «он» укорять себя. – А ведь эта дама действительно владеет искусством найти подход к людям, делая вид, что не может отличить сотрудника важного ведомства от обыкновенного солдата люфтваффе. Да еще этот серебряный крестик, свисающий с шеи и поблескивающий в глубоком декольте, открывающем ее достоинства».

Администраторша, которая, как ему было известно, являлась уроженкой Эльзаса, принесла шампанское, хотя «он» его вовсе не заказывал. Однако ему не хотелось огорчать эту женщину с темными похотливыми и в то же время пытливыми глазками, которая представлялась теперь как назойливая и бестактная бестия. Она уселась в кресло и оперлась руками о подлокотники.

«Однако ей не следует вести себя столь развязно, – тут же мысленно подметил «он». – Либо ты являешься здесь администратором, и мы говорим о серьезных вещах, либо ты принадлежишь к продажным девкам. Тогда жди, когда кто-нибудь захочет воспользоваться твоими услугами».

– Не желаете закурить? – проворковала сидевшая напротив него дама.

Она сделала глоток шампанского, затем со вздохом встала и проговорила:

– Сейчас приглашу наших девочек.

«Да, пригласи, – подумал «он». – Сюда ведь приходят не за тем, чтобы всю ночь напролет болтать о пустяках».

Послышался звон колокольчика и хлопки в ладоши.

«Будем надеяться, что на этот раз выбор будет лучше», – пронеслось у него в голове.

В это время появилась первая дама. «Он» еще не имел чести познакомиться с этой высокой стройной девушкой в розовой тунике и с золотистыми волосами, которая ему весьма понравилась. Однако «он» решил подождать и спокойно рассмотреть остальных. Вошла вторая жрица любви с легким макияжем на лице, на котором застыло выражение как у обиженного ребенка. Ее большую грудь и великолепные формы подчеркивал плотно облегающий халатик. Затем гостиная стала заполняться другими девушками.

Среди них была и маленькая, широко улыбающаяся вьетнамка с сильно выдающимися ключицами, печальными желтоватыми глазами, как у побитой собаки, и кудрявой головой.

«Не скалься столь восторженно и спрячь свои белые зубы. Мне сегодня не до таких, как ты», – глядя на нее, подумал «он».

Тут в комнату вошли сразу три молоденькие девушки. Все они были очень худы, с вытянутыми лицами, как будто подавляли неожиданно подкравшуюся зевоту.

«Стоп, стоп, стоп! Достаточно! Закройте дверь, пожалуйста», – мысленно взмолился «он».

Этого действительно вполне хватало, так как небольшое помещение не позволяло устроить смотрины для большего числа кандидаток. В нем и так уже было невозможно развернуться, а касания к телу при такой жаре удовольствия не доставляли. К тому же угнетающе действовала воцарившаяся тишина – ни смешка, ни шепота. Слышалось только шуршание шелковых платьев и тихое поскрипывание туфелек.

Внешность ни одной из них ему не понравилась. Стоя у стены, они так странно смотрели своими подвижными глазками, переводя взгляд с потолка на мысы своих серебряных туфелек. При этом одна приоткрыла свое кимоно, продемонстрировав тупо смотревшие в разные стороны груди и растянутый пупок.

Взгляд у них был отсутствующий, словно они находились в сумеречном состоянии под действием хлороформа. Их вымученные улыбки то появлялись, то исчезали. При этом губы то складывались в трубочку, то снова вытягивались.

Между тем девушки все прибывали и стояли уже в два ряда, а затем быстро и почти бесшумно стал формироваться и третий.

«Что это за старое-престарое лицо там? Прямо как у дракона на Масленицу!» – удивился «он».

Они явно намеревались его одурачить, подсовывая ему необученных резервистов и ландштурм [26] Ландштурм – резерв вооруженных сил, который созывается только на время войны, имеет вспомогательное значение и составляется из лиц, отбывших срок службы под знаменами и в запасе или по каким-либо причинам освобожденных от службы в постоянных войсках, но физически годных к военному делу. . Ранее «он» оценивал численность постоянного состава максимально в двенадцать дам, но теперь же перед ним стояло уже более двадцати.

«Мадам! Госпожа администраторша! Это уже слишком!» – мысленно взмолился «он».

Тем временем дамы продолжали прибывать, а поскольку места в комнате уже не хватало, то они стали возлегать в различных позах на сине-зеленом ковре перед первым рядом.

«Прямо как для групповой фотографии, – подумал «он». – Так и хочется сказать: „Приготовились! Снимаю!“»

Их становилось все больше и больше. До них можно было уже дотронуться рукой. И все это плавало, как в тумане, в каком-то неестественном свете, словно за запотевшим стеклом тропического аквариума.

«Он» плеснул себе шампанского, поднес его ко рту, но пить не стал и, почесав себе голову, подумал: «Вот оно, подлинное проклятие Парижа».

Ему захотелось выйти обратно на улицу, тем более что перед дверью стояли всего три женщины. Немного поразмышляв, «он» пришел к выводу, что торопиться не стоит. Ведь бегство означало бы потерю собственного достоинства.

«Предложение явно опережает спрос», – пронеслось у него в голове, и ему захотелось озвучить эту мысль:

– Мадам… Предложение превосходит… – начал было «он», но с горечью обнаружил, что забыл, как будет по-французски «спрос».

Тогда ему не осталось ничего другого, как пролепетать:

– Мне нужно кое-что… Я чувствую себя не в своей тарелке…

Однако его не поняли. У женщин лишь больше нахмурились брови, их взгляд стал более отрешенным, а блестевшие плечи опустились.

В этот момент «он» заметил в третьем ряду позади всех девицу с большим вульгарным ртом. Ему она запомнилась с последнего визита. К тому же эта женщина была единственной, кто иногда бросал на него открытый взгляд. Но его смущали ее слегка бегающие глаза.