Марк Берроуз - Магия Терри Пратчетта. Биография творца Плоского мира [litres с оптимизированными иллюстрациями]

Он стал миллионером к 1993 году, когда его семья распрощалась с любимым коттеджем Гайес, в котором они жили с 1970 года, Терри его улучшил и расширил, насколько это было возможно, учитывая возраст дома. В деревушке Брод-Чалк, рядом с Солсбери, в Уилтшире, Терри и Лин нашли особняк семнадцатого века и дали ему имя «Поместье Судного дня». На огромной территории стояла отдельная часовня, и Терри радостно превратил ее в свой кабинет и библиотеку (а после эпизода с репортером из Mail On Sunday это место стало единственным в доме, куда допускали журналистов), и теннисный корт, впрочем, им никто не пользовался, и позднее Терри устроил там оранжерею для экзотических растений. Дом стоил пятьсот тысяч фунтов, но Терри сумел сбить цену, расплатившись наличными. Он особенно гордился, что ничем не обязан банкам, несмотря на то, что бухгалтер всячески лоббировал различные варианты, благодаря которым он мог получать прибыль через проценты. Полное владение собственным домом, вероятно, стало одним из самых важных побочных продуктов богатства. Если забыть про несколько вкладов с высокими процентами, Пратчетт предпочитал просто наслаждаться своими деньгами, а не отправлять их на фондовый рынок или куда-то их вкладывать, он вообще считал, что финансистам нельзя доверять. В начале девяностых стало очевидно: его гонорары таковы, что, даже если однажды он не сможет писать, доходы будут постоянно увеличиваться. Рабочая этика Терри гарантировала ему финансовую безопасность на всю оставшуюся жизнь.

Хотя политические взгляды Пратчетта были скорее левыми (один знакомый описал его как «тихого анархиста»), и он верил в общество, помогающее самым бедным и не доверяющее власти, в особенности бюрократии, он отказывался приносить извинения или чувствовать вину из-за своего богатства. Частично это было наследием его детства и воспитания – ты напряженно трудишься, чтобы заработать деньги, получаешь их честно и этим гордишься. Темой многих его произведений являются деньги как средство «ведения счета». Богатство давало ему свободу и стабильность – и некоторую роскошь – и позволяло делать то, что он любил больше всего: писать. Однако деньги были еще и вполне осязаемым маркером успеха, а успех – осязаемым маркером того, как сильно людям нравились его романы, что само по себе служило осязаемым маркером его таланта. Он превратился из юноши, жившего в коттедже без электричества, в автора бестселлеров, который стал хозяином пятисотлетнего особняка, стоявшего на его собственной земле, однако его отношение к деньгам не изменилось. «Я не богач, – сказал он в 2012 году в интервью The Scotsman, – я бедный человек с большим количеством денег».

Успех и деньги никогда не являлись главной целью Пратчетта, они были лишь побочным продуктом основательной рабочей этики и высокой планки контроля качества. Пратчетт был до абсурдного продуктивен в то время и опубликовал 23 романа между 1990-м и 2000-м годами. К тому же Плоский мир не ограничивался книгами. Наступила эра «мании Плоского мира», за декаду вышли еще три видеоигры, два мультипликационных телевизионных сериала, аудиокниги (как сокращенные, так и полные), два музыкальных альбома, модели ручной работы сотен персонажей, два двухчасовых телефильма, футболки, ювелирные изделия, свечи, карты, сопроводительные книги, ролевые игры, и это только официальная продукция. Но кроме товаров, которые санкционировал сам Пратчетт, существовали еще фэнзины, веб-сайты, эмблемы, вышивки, шарфы и красивые костюмы. Плоский мир стал индустрией, ориентировавшейся на фанатов. Он родился в книгах, но распространился далеко за их пределы.

Все это не могло бы продолжаться долго, если бы Пратчетт не поддерживал высокое качество исходного продукта. И хотя за годы своей карьеры он работал над разными проектами, ему хватало здравого смысла, чтобы понимать: Плоский мир является скалой (или панцирем), на которой основан его успех. Начиная с вышедшей в 1986 году «Безумной звезды», Пратчетт публиковал в серии по меньшей мере одну новую книгу в год – за исключением одного раза – до конца своей жизни. Плоский мир вошел в новое десятилетие в отличной форме – Пратчетт определился с основными игроками и начал изображать свой мир более детально, хотя обе новые канонические книги получились сравнительно тонкими – чему не следовало удивляться, ведь автор одновременно писал «Благие знамения» и «Бромелиаду».

В августе 1990 года вышла самая короткая книга в серии. Как и «Кот без дураков», «Эрик» (или, если говорить о полном названии, – «ФаустЭрик»), был результатом совместной работы, где соавтором Пратчетта выступил его иллюстратор Джош Кирби. Вклад Кирби нельзя назвать солидным, но из-за того, что сюжет опирался на рисунки в его стиле, книгу вполне можно считать настоящим плодом общих усилий, и на обложке стояли имена автора и художника. Идея пришла от Gollancz – в издательстве прекрасно понимали, что работы Кирби стали синонимами Плоского мира, и хотели выяснить, нельзя ли пойти дальше. Новелла из Плоского мира в сорок тысяч слов, с большим количеством цветных иллюстраций – такой была исходная задумка. Пратчетту она сразу понравилась, хотя Кирби пришлось уговаривать, ведь обычно он тратил несколько недель на одну обложку и только после этого переходил к следующему проекту, наслаждаясь разнообразием и свободой. Но для «Эрика» ему предстояло сделать шестнадцать двухстраничных разворотов – что должно было занять несколько месяцев сосредоточенной работы, и Кирби опасался, что это будет очень утомительно. В конце концов он согласился, и его рисунки стали едва ли не самой замечательной частью проекта. В «Эрике» мы видим, возможно, лучшие образцы работы Кирби за всю его более чем тридцатилетнюю карьеру – прежде всего, сцена с Цоркианским конем, где изображены персонажи, выходящие из гигантского деревянного коня через дыру, изящно помещенную под хвостом [201] Никто и никогда не утверждал, что «смешно» – значит «изысканно». ( Примеч. авт .) . Ну а самой лучшей иллюстрацией стал вид на весь Плоский мир – черепаха, слоны и все остальное – то, что Кирби так хотелось нарисовать еще со времен «Цвета волшебства».

Если отбросить иллюстрации, это наименее интересная из всех работ Пратчетта, хотя вполне соответствует духу серии. Он знал, что пришла пора путешествий по диску с его странными и фантастическими ландшафтами, нарисованными Кирби, а проще всего это можно было сделать, воскресив Ринсвинда, которого Пратчетт хотел навеки оставить в ловушке Подземельных Измерений, в буквальном и метафорическом смысле, следуя сюжету «Посоха и шляпы». Пратчетт считал его наследием первого периода своего творчества и не особо стремился снова привлекать Ринсвинда или его психотический Сундук. Однако опытный мастер знает, какой инструмент требуется, чтобы хорошо выполнить определенную работу, а история Ринсвинда являлась самым простым способом дать Кирби написать ландшафты, о которых он так мечтал.